— Вку-у-усно! — с набитым ртом сообщает Лиса и с упоением причмокивает, не забывая рассматривать елочные игрушки, висящие на ветках.
Миновав небольшой пятачок с заветным бронзовым знаком, где сгрудились туристы, мы ныряем в арку и идем к аттракциону, рядом с которым договорились встретиться. Притормаживаем, позволяя стайке подростков нас опередить, и приближаемся к карусели с белыми лошадями и красно-белыми полотнами.
Юля возникает в метре от нас спустя пару секунд, будто из воздуха материализуется, и ковыряет носком удобных ботинок с толстой подошвой снег. На ней короткий ярко-желтый пуховик, плотные черные джинсы, светло-бежевая вязаная шапка и такого же цвета рукавицы.
Щеки — румяные от мороза. Глаза восторженно блестят. Губы тронуты бесцветным блеском. Смешная такая и милая одновременно.
— Я, кажется, немного задержалась. Извините.
— Ты вовремя.
Качаю головой, отказываясь считать две минуты за опоздание, и раскрываю для Сладковой в объятья. Принимаю в них раскрасневшуюся Юльку, попутно проклиная ее объемную куртку, и невольно улыбаюсь, втайне надеясь, что Инна пропустит запланированное мероприятие.
Глава 17.2
Стою так недолго, таская ноздрями Юлькин аромат. Она пахнет кофейными зернами, корицей и уютом, от которого тепло расползается по всему телу.
— Держи, — вручаю ей яблоко на палочке и спустя пару мгновений слышу довольное.
— Вку-у-усно!
Юля откусывает кусочек за кусочком, пачкая губы в карамели, а я думаю, что в этом и есть счастье. В озорных ямочках, во вздернутом маленьком носе, в сияющих небесно-голубых омутах. В поздних разговорах на кухне с выключенным светом, в свернувшейся клубочком под одеялом девушке, в питательных завтраках, приготовленных с любовью.
— Как прошел твой день?
— Нормально. С Женькой сбились с ног. Столько заказов, ты не представляешь! Кому «Наполеон» подавай, кому эклер с заварным кремом, кому сметанник. А твой?
— В заботах. Кому крышу почини, кому оборудование новое достань под конец года. Бардак, в общем.
Ухмыляюсь, вспоминая, как рьяно директор лицея требовала десяток новых компьютеров, и тянусь к Юлиному рту, чтобы стереть карамель большим пальцем.
— Добрый вечер.
В лучших традициях дешевой мелодрамы нашу идиллию нарушает Инесса. В отличие от Сладковой выглядит, словно сошла с обложки глянцевого журнала. В модной меховой жилетке, с уложенным в крупные локоны волосы, с ярким макияжем, она не подозревает, что мне куда ближе непосредственность и простота.
На ее лбу крупными буквами написано неудовольствие, видимо, рассчитывала, что на катке мы будем втроем. А мне хочется громко смеяться от этих рассыпавшихся в прах иллюзий.
— Здравствуй.
Цежу нейтрально и первым шагаю к пункту проката коньков. Протягиваю хмурой кассирше деньги и помогаю Алисе зашнуровать ботинки. Проверяю узлы, чтобы ничего не болталось, потом обуваюсь сам.
Лиса едва не подпрыгивает на месте от нетерпения, Юля бойко постукивает лезвием, и только Инна не разделяет всеобщего возбуждения. Скучающе поглядывает на длинные красные ногти и, возможно, жалеет, что подписалась на эту авантюру.
— Ну, что, поехали?
Игнорируя Инессино безразличие, Сладкова лукаво подмигивает Алиске и первой ступает на гладкую поверхность. Легко отталкивается ото льда и скользит так грациозно, что мне становится стыдно за свою неуклюжесть. На коньках я езжу, как косолапый медведь или неповоротливый слон, чудом не сшибая проносящихся мимо людей.
— Папочка, как же здорово!
Лиса, напротив, попадает в родную стихию и катит очень уверенно. Выписывает вокруг меня круги и фонтанирует неиссякаемой энергией. А я ради ее лучезарной улыбки готов и терпеть эти маленькие неудобства, и даже взять пару уроков, чтобы в следующий раз догнать Юлю и вместе с ней исполнить пару немыслимых пируэтов.
Время на этом островке кутерьмы и веселья летит с космической скоростью. Мороз незлобно щиплет кожу, но мы его не чувствует — пышем жаром и оттираем катящийся по вискам пот. Алиса гоняет туда-сюда бодрым моторчиком, Сладкова выделывает какой-то сложный поворот и победоносно вскидывает ладонь вверх. И я так глубоко погружаюсь во все эти кружева и ледяные брызги, вихрем взмывающие от острого лезвия, что упускаю момент, когда Инна удаляется с катка.
Угрызений совести не испытываю. Куда больше меня волнует, что две важные женщины в моей жизни светятся от блаженной эйфории.
— Накаталась? — спрашиваю у повисшей на моей руке дочери и с удивлением кошусь на телефон — прошло почти два часа.
— Накаталась.
— Голодная?
— Ага.
Алиса кивает и обнимает подъехавшую к нам Юлю, так что к бортику мы движемся немного уставшие, но до чертиков довольные. Инна уже успела переобуться и теперь смахивает с жилетки несуществующие пылинки, пока мы сдаем в прокат коньки и тщетно пытаемся привести себя в порядок.
У меня шапка сползла набок, у Юли локоны прилипли к щекам, у Лисы развязался шарф. Но это все сущие пустяки по сравнению, с тем искрометным жаром, пылающим в груди.
— Юль, красота какая, смотри!