– Ну и кто Пашка после этого? Дачу они с мамашкой втихаря продали, а миллионы от меня заныкать хотели. Получила я на Новый год подарочек.
Я молча слушала стенания Митрофановой, потом не удержалась и спросила:
– Интересно, почему Павел не захотел рассказать про четыре миллиона?
– Потому что я не идиот! – гаркнули с порога.
Мы с Ритой одновременно обернулись, в дверях спальни стоял хозяин.
– Мент придурок, – с чувством сказал он, – но кое в чем он прав! Как мне объяснить, откуда бабки?
– Честно сказать, – всхлипнула Рита, – мол, моя мать дачу продала!
Павел осекся:
– Ну да, мгм.
Рита медленно поднялась с супружеского ложа и уперла руки в бока:
– Эй! Погоди-ка! Мы с тобой поженились, едва нам восемнадцать исполнилось, десять лет живем вместе, я знаю тебя как облупленного! Ты наврал! Дачу не продали?
– Ну… – протянул Митрофанов, – ну…
– Откуда у тебя бабло? – завизжала Рита.
Павел выпучил глаза, покосился в мою сторону и сказал:
– Давай, типа, позднее разберемся.
– Скотина! – плаксивым голосом объявила Рита.
Я поняла, что не хочу быть третьим лишним, и быстро ушла к себе.
Гри уехал в очередную командировку, поэтому я спокойно нанесла на лицо маску из яйца с медом и легла на диван перед телевизором. В голове стало прокручиваться недавнее происшествие. Находясь у себя дома в спокойной обстановке, я вспомнила, что читала об изобретательных ворах в прессе, им удалось ограбить несколько по-настоящему богатых людей. Россияне в массе своей очень сострадательны, многие не могут пройти мимо человека, которому внезапно стало плохо. Негодяи, устраивающие спектакль, не только крадут деньги, они отбивают у людей желание оказать помощь заболевшему или пострадавшему. Если тебя за проявленное милосердие ограбили, то в следующий раз ты не приблизишься даже к упавшей в обморок беременной женщине, и это намного хуже, чем простое ограбление. Лучше лишиться накопленного, чем веры в людей.
Глаза мои стали слипаться, усилием воли я заставила себя встать с дивана. Я умылась, намазала лицо кремом и пошла на кухню. После принятого снотворного все время хотелось пить.
На полпути к холодильнику меня остановил звонок в дверь. На лестничной клетке стояла Рита.
– Гри в отъезде? – нервно спросила она, кутаясь в безразмерный халат.
– Да, – кивнула я, невольно снова испытав приступ зависти.
Отлично помню, что весной махровый халат обтягивал фигуру Митрофановой, как кожа барабан, а сегодня он на ней болтается. Похоже, Рита очень взволнована, раз она влезла в это одеяние. Как многие излишне полные люди, она раньше не могла позволить себе кокетливое неглиже. Все эти полупрозрачные штанишки, топики с кружевами и коротенькие атласные пеньюары предназначены для стройных девушек, нам с Ритой приходится носить «элегантный» чехол для танка серо-буро-малинового цвета. Ну почему производители женского белья полагают, что пятьдесят второй размер нужно драпировать халатом а-ля мешок для картошки?
Но сейчас Рита вполне может облачиться в симпатичную пижамку или коротенький шлафрок, открывающий постройневшие ноги. Первое, что сделала Митрофанова, потеряв двадцать кило, – помчалась в магазин и приобрела комплект для дома из черно-розового атласа. И вот я вижу на ней старый, ненавидимый ею халат.
– Что случилось? – спросила я.
– Дай войти, – всхлипнула соседка и, не дожидаясь моего приглашения, прошла на кухню.
– Хочешь чаю? – деликатно предложила я в надежде, что Митрофанова откажется.
– Спасибо, – согласилась она и, пока я возилась с заваркой, принялась жаловаться.
Оказывается, после моего ухода в квартире Митрофановых разыгрались не на шутку драматические события. Павел позвонил матери, та, несмотря на поздний час, примчалась к сыну и невестке. Правда, бежать Марии Андреевне было недалеко, она живет на другой стороне улицы.
– Постой, – поразилась я, – Павел говорил, будто мать уехала в Тамбов.
Рита зарыдала:
– Он врал. Про все набрехал! Барон Мюнхгаузен отдыхает! Мамашка его… ой! Прямо стыдно сказать! Свекровь нашла себе мужика! В шестьдесят лет любовь закрутила! Захотела с любовником вдвоем Новый год отметить! А что мне наврать? Почему она нам это тридцать первое декабря не изгадит? Всегда под елкой, поджав губы, сидит, а сейчас ее не будет? Вот они с Пашей и придумали про Тамбов. Миллионы мамашка своему сыночку месяц назад отдала, побаивалась, что ее Ромео их случайно увидит.
– На мой взгляд, лучше хранить деньги в банке, – пожала я плечами, – и ничего стыдного в желании иметь около себя мужчину нет. Шестьдесят лет – это не глубокая старость, и в семьдесят, и в восемьдесят можно обрести личное счастье.
Рита закатила глаза:
– Мне плохо! Сердце! Дай нитроглицерин.
– У нас в аптечке его нет, – растерялась я.
– Пожалуйста, – прошептала Митрофанова, – сбегай в аптеку на проспекте, она круглосуточная.
– Лучше вызвать «Скорую», – засуетилась я.