Но, внимание, настало время Гран-при и золотой медали. Ну какой грабитель обыщет хоромы без убытка для хозяев? Преступник непременно устроит погром, разобьет посуду. А ее любимый новый сервиз – для Риты святое. Поэтому она убрала его в шкаф, выставила напоказ дешевый набор и уничтожила его. Представляю, как обливалось кровью сердце Митрофановой, ей дорога каждая тарелочка, но чего не сделаешь ради четырех миллионов! Да, я еще забыла упомянуть, как активно Риточка соблазняла меня пирожным, даже сама начала нюхать яблочный бисквит. А ведь она с весны не прикасается к выпечке. Но это так, мелочь.
– Это был не я, – быстро открестился от своего участия в афере Николай, – Дед Мороз картавил!
Мне стало смешно.
– И откуда тебе известен сей факт? Есть очень простой способ изменить произношение: положи под язык штук пять сырых фасолин и получишь эффект картавости вкупе с неразборчивой речью. Кроме того, твой шнурок испачкан в краске, и по удивительному совпадению с ботинками Дедушки Мороза произошло то же самое.
– Свекровь меня обманула, – запричитала Рита, – дачу продала, любовника завела, Пашка с мамашей по телефону из сортира беседовал. А я в ванную зайду и слушаю. Знаешь, что Мария Андреевна удумала? У ее хахаля есть дочь, двадцатилетняя шмакодявина. Свекровь хотела меня побоку пустить, а сыночка на этой девке женить! Гадина! Фиг ей! Сама уеду к маме, с деньгами. Я имею на них право!
Я подняла руки:
– Прости, не собираюсь вмешиваться в ваши сугубо личные дела.
– Ты расскажешь Паше? – зарыдала Митрофанова. – Погубишь меня? Лишишь счастья нас с Николаем? Мы хотим начать все заново!
Мне стало противно.
– Сказала же, я не вмешиваюсь в чужую жизнь.
Рита подпрыгнула и обняла меня.
– Спасибо.
– В другой раз не натягивай старый халат, чтобы спрятать под ним деньги, – не удержалась я.
– Ты настоящий друг! – с пафосом воскликнула соседка. – Николаша, уходим.
Я молча смотрела, как они покидают мою квартиру. Кого можно считать настоящим другом? Сразу и не ответить на этот, казалось бы, простой вопрос, но я знаю одно: если ты задумал, обманув приятеля, заполучить деньги, то, вероятно, обретя их, навсегда потеряешь друга.
Марина Крамер
Ледяная ночь
«Книга. Казалось бы – ну, что такого может быть в пачке скрепленных вместе листков в черно-белой обложке? Негатив-позитив… Кто есть кто – не разберешь даже, а сколько проблем, сколько грязи, сколько трупов. И опять, опять эта чертова страна, из которой я выдирался с кровью столько лет!»
Черноволосый мужчина в дорогом костюме и черной рубашке с раздражением бросил на откинутый столик книгу и закрыл глаза, удобнее устроившись в самолетном кресле. Сидевший впереди него помощник осторожно выглянул из-за высокой спинки, убедился, что шеф задремал, и двумя пальцами забрал так раздражавшую того книгу. С виду обычная детективная мура – а вот поди ж ты, натворила дел.
– Черт бы тебя побрал, ну почему именно в мое дежурство?
Максим Нестеров, высоченный тридцативосьмилетний врач-травматолог больницы «Скорой помощи», спускался по лестнице в приемное отделение. Пять минут назад он получил вызов – «Скорая» привезла кого-то из ДТП, «дорожки», как здесь это называли. Дежурство тридцать первого декабря само по себе не подарок, а уж операция в такой день – и вовсе. Но Нестерова дома никто не ждал – жена Светлана вот уже два года как перешла в разряд «бывшей» и уехала в столицу, прихватив с собой трехлетнего сына Тимофея. Красавец и умница Нестеров был завидным женихом, однако всех потенциальных больничных невест держал на расстоянии вытянутой руки, боясь снова обжечься, как со Светкой.
– Максим Дмитриевич, в женский пропускник идите! – крикнула регистратор, и Нестеров, вздохнув, повернул налево.
На каталке лежала молодая рыжеволосая женщина. Обе ноги плотно упакованы в проволочные шины от бедер до стоп, прямо поверх узких темно-синих джинсов. Рядом на полу валялись высокие лаковые сапоги-ботфорты на низком каблуке, там же – короткая белая норковая курточка с капюшоном, вся в буро-коричневых пятнах. Голову пострадавшей украшала повязка, уже пропитавшаяся на лбу кровью. Веки плотно сомкнуты, аккуратный носик вымазан кровью, над правой бровью длинная ссадина.
– Сознания нет, пульс шестьдесят, давление сто на семьдесят. Закрытая черепно-мозговая травма, множественные переломы нижних конечностей, – забубнил рядом фельдшер со «Скорой». – Введено… – Но Нестеров уже не слушал, отдавал распоряжения сестре и двум санитарочкам.
Переломы оказались сложными, больше трех часов он буквально по осколкам собирал голени женщины и совершенно забыл о том, что праздник, что Новый год…
После обеда Нестеров сидел в ординаторской и курил, задумчиво глядя на экран телевизора, где уже вовсю пили шампанское и поздравляли друг друга известные юмористы. Максиму было не до смеха. Женщина, которую он оперировал, была ему хорошо знакома…
– Максим Дмитриевич, можно, я сумочку пострадавшей в сейф к вам уберу? А то там ценностей много, а впереди десять дней праздников, – в дверях показалась кудрявая головка медсестры Арины.