Новогодний Дозор

Лореаса думает, что Анна и Ада за годы детства привыкли к одиночеству. Они не страдают от того, что не завели подруг, им хватает Геллены. Это хорошо. «Анжевина писала, – вспоминает Лореаса, тихонько напевая Сон Воды, – она писала, что со времен ее матери люди привыкли, что могут встретить некромантиссу. Когда Анделара перебралась из села в соседний город, никто не был особенно удивлен. Она даже берет учеников – не пению Снов их, конечно, учит, а травознатству… А вот Мелинда, дочь Мериалы, дочери Мелузины, напротив, переселилась поглубже в лес…»

Еще Лореаса думает, что давно не испытывала столь ярких чувств. Кровь ее холодна. Так нужно, иначе она не смогла бы жить вблизи Стен Кошмара. Лореаса может пересчитать по пальцам все те дни и события, которые заставляли ее по-настоящему волноваться. Первые свидания с Кодором и час зачатия близнецов. Роды. День, когда ей пришлось погнаться за демоном-дудочником и поспорить с ним за детей горожан. День, когда Кодор предложил ей руку и сердце.

Теперь к ним прибавился день, когда Дева ниспослала ей светлый ответ. Как же легко стало на душе! Исчезла давняя тревога за судьбу Геллены. «Пусть она будет счастлива», – думает Лореаса.

Пение Сна поднимает струйки воды и сплетает их в воздухе. В огромных лоханях вода бурлит и мечется, закручивает водовороты, играет наволочками и полотенцами, как обломками кораблекрушений. Радужная пена взлетает чуть не до потолка, превращаясь в призрачные горы и тучи. Повинуясь легким движениям пальцев Лореасы, в пене проглядывают очертания дворцов Фата-Морганы…

Нетерпение превратилось в жажду деятельности, и Лореаса затеяла большую стирку. Близнецы даже не решились предложить помощь: как встали в дверях, так и стоят, глядя на мать круглыми глазами. При Геллене она не стала бы устраивать представление.

– Девочки, – напоминает она, не оборачиваясь. По опушке радужного пенного леса перед нею мчится белопенный единорог. – Девочки, пожалуйста, не дразните Гелле песнями Снов. Не забывайте об этом.

Обе они вздыхают, прежде чем согласиться. Да, тут есть о чем вздыхать… И странное беспокойство вдруг примешивается к радости и нетерпению Лореасы. Руки ее на миг замирают в воздухе. «Что-то не так? – спрашивает себя она и сама отвечает: – Да, я слишком беспечна и себялюбива. Прошу дочерей не дразнить Гелле, а сама дразню их. Нехорошо. Я должна подавать пример».

И все исчезает – пальмы, дворцы, корабли. Теперь только вода вертится в лоханях.

Лореаса слышит, как позади разочарованно кряхтит Кодор: он тоже подошел посмотреть.

На высокой кровати Эльхены подружки расселись как птички и так же щебечут – весело и беззаботно. Уже вечереет, а они все еще не наговорились.

– Гелле, – спрашивают ее, – а твой отец не будет беспокоиться? Уже поздно.

Геллена пожимает плечами.

– Мама отправит за мной птицу. Птица найдет меня, увидит, что со мной ничего не случилось, и передаст ей.

– А ты сама не можешь отправить птицу? – говорит самая младшая из подружек, Люна.

– Нет. Я ведь не колдунья.

Люна разочарованно вздыхает. Геллена улыбается. Ей только подумалось, что перед другими людьми она легко называет Лореасу мамой, а в глаза – нет. Но она просто не пробовала.

– А вы, – спрашивает она прочих, – о вас разве не заволнуются?

– За нами родители придут, – отвечает Киона. – Еще чуть попозже. Чтобы проводить.

– А меня проводят собаки, – говорит Геллена. – А когда я хожу в лес, меня охраняет целая стая волков! Мне даже один раз разрешили погладить волчонка.

– Вот это да!

– Только один раз?

– Волчатам нельзя привыкать к людям. Иначе они не испугаются охотника, и будет беда.

– Как здорово, – мечтательно говорит Эльхена. – Как это потрясающе, когда ты дочка колдуньи!

– Колдунья Геллене не мать, – вдруг доносится от дверей.

Девочки оборачиваются, Ринна и Киона привстают. Геллена перестает улыбаться.

Ей не нравится тетушка Ивена. Пускай она щедрая, и нестрогая, и наготовила на вечер угощения, но она говорит неприятные вещи и как будто получает от этого удовольствие. Вот и сейчас:

– Бедное дитя, – с чувством произносит тетушка, опустив на стол поднос с печеньем и чаем. – Остаться без матери совсем крохой! Твой отец не должен был жениться, да еще и на такой женщине.

Геллена не успевает даже рот открыть, когда тетушка прибавляет:

– Ты помнишь свою мать, милая? Хоть немного?

Лицо Геллены омрачается. Чувства ее смешались: она зла на Ивену за то, что та плохо говорит о Лореасе, но вместе с тем ей стыдно. Она почти не помнит родную мать. Только теплые руки, мягкие колени, ленту в волосах, передник, пахнущий хлебом…

– Да, я помню, – послушно отвечает она. – Но…

– Ты скучаешь по ней?

«Нет», – вдруг понимает Геллена и приходит в ужас: ведь это похоже на предательство – не скучать по родной матери. Неужели она настолько дрянная девчонка?

– О, конечно, – с удвоенным стыдом лжет она. Уши горят. Она опускает лицо и не видит, как в глазах тетушки Ивены загорается и быстро гаснет странная искорка.