Новогодний Дозор

Наконец успокоившись, Геллена поднимает голову.

Она все помнит и все понимает. Правда печалит ее, но Геллена не боится взглянуть правде в глаза.

Мама вовсе не воскресла. Та, кто обнимает сейчас Геллену – лишь образ, рожденный ее собственной памятью и любовью, образ, хранящийся в ее сердце. Тетушка Ивена сказала, что для обретения настоящих сил нужно быть до конца честной с собой. Геллена должна признать: она обижена из-за того, что мама бросила ее, отправившись в Явь. А признав это, надо простить маму, помириться с ней и сказать ей, как же в действительности ты ее любишь…

Геллена думает, что это будет легко. Ведь именно это она и чувствует.

Держа маму за руки, она немного отстраняется и находит ее взгляд. Мама смотрит ей в глаза, чуть склонив голову набок: она любуется своей дочерью, такой красивой и взрослой, не по возрасту мудрой…

– Мама, – полушепотом говорит Геллена, – я обиделась на тебя. Ты меня бросила совсем маленькую.

– Мне так жаль… – беззвучно движутся губы Тиены, на лице ее грусть.

– Но я прощаю тебя! Я так скучала по тебе, так плакала. Я понимаю, что ты не могла иначе. Давай помиримся, мама.

– Конечно, милая. Я люблю тебя.

Геллена улыбается во весь рот. Она счастлива, и счастье будто приподнимает ее над полом. Все получилось! Она рада не только тому, что увидела маму будто живую, не только тому, что смогла перемолвиться с ней словом. Она чувствует, что обрела нечто очень важное и большое – обрела и никогда больше не потеряет. Ей удалось то, к чему она стремилась: она, как говорила тетушка Ивена, восстановила глубочайшую душевную и сердечную связь, прикоснулась к сокровищу дочерней любви и, значит, обрела силы, способные изменять мир.

Окрыленная, Геллена не замечает, как глаза ее матери загораются странным огнем. Улыбка Тиены становится напряженной и вместе вкрадчивой. Резче и заметней ложатся на ее лицо тени. Тиена подается вперед. Огромная болезненная надежда горит и бьется в ней, просвечивает сквозь бледную кожу, будто пламя сквозь бумагу фонарика. Очень нежно, очень светло мать спрашивает:

– А ты? Любишь ли ты меня, дочка?

– Я очень люблю тебя!

Тиена смотрит на дочь с блаженной улыбкой.

Руки их размыкаются…

Геллена просыпается до того, как черты ее матери расплавятся и стекут вниз, обнажая скалящийся голый череп.

Дом окончательно превращается в стылую тень, и ветер разносит его прах в черной бездне. Некоторое время в бессветной пустоте еще виден скелет в обрывках гниющей голубой ткани, но он быстро рассыпается, и тоскующий призрак исчезает с горестным воплем.

Геллена просыпается в другой сон.

Она спит, сидя за столом, уронив голову на руки. Золотые волосы рассыпались, скрывая лицо. Геллена неспокойна – постанывает, вздрагивает, что-то невнятно лепечет сквозь сон, и тогда костистая длиннопалая рука тетушки протягивается к ней, касается ее затылка и оглаживает вьющиеся кудри. Изредка тетушка осторожно поддерживает Геллену сбоку, чтобы та не упала со стула.

Ивена стоит над ней, как кошмарный страж: она смертельно бледна, щеки запали, под серой кожей шеи видны все жилы и хрящи, а ввалившиеся глаза чернее мертвой воды. Но она улыбается. Она очень довольна.

– Нет, – насмешливо говорит она кому-то незримому. – Этого достаточно.

Ее потусторонний собеседник отвечает ей.

Он отражается в ее глазах, в мертвых глазах ведьмы, и никто не хотел бы увидеть этого отражения.

– Ты хочешь слишком многого, – говорит Ивена. – Она не даст вам второго дара любви. Она умрет.

Лишь ведьма слышит, что он говорит ей. Но с каждым словом в доме становится холоднее. На поверхности воды в тазу плавают серые льдинки.

Наконец Ивена разражается хохотом.

Геллена ахает и всхлипывает во сне, покачивается на стуле, и тетушка придерживает ее за шею узловатыми пальцами. Ногти ведьмы почернели, отвердели и выгибаются, как когти.

– Лореаса! – восклицает она. – Лореаса, как же это я забыла. Ты хотел бы уморить родную дочь некромантиссы, но не можешь, и, значит, умрет ее любимая падчерица. Лореаса! Я вижу, даже ее имя причиняет тебе боль. Я запомню это и использую, не сомневайся. Но я, пожалуй, согласна на сделку. Ты, конечно, понимаешь, что это будет очень дорого тебе стоить? О да. Возможно, в качестве подарка, я изгоню ее обратно из города в лес. Тогда ты сможешь пожрать город. Но я потребую многого в уплату!

Черные глаза ее блестят, а губы приоткрывают в улыбке пеньки разрушенных, гнилых зубов. Она выслушивает ответ.

– Что же! – говорит она. – Ее сердце открыто и свободно, а душа чиста. Показывай ей свои любимые видения, она поверит. Волшебный бал, о! мой прекрасный принц. Не забудь, она не должна уйти из дворца до полуночи!

И Ивена снова смеется.

Напоследок она еще раз произносит, вытянув в его сторону когтистую лапу: «Лореаса!» Имя вылетает из ее уст, как ядро из пушечного жерла и, судя по довольному виду ведьмы, производит похожие разрушения.

5

В их дом пришла беда.