Новогодний реванш

Вообще-то, они определённо обсуждали. Кэт бы кивала в своей озабоченной манере, а Ками ждала бы этого дня, готовая собрать по кусочкам и помочь мне двигаться дальше.

— Или в тот раз, когда мы пришли и она слушала один из тех мужских подкастов, потому что он сказал ей, что это может помочь ей "понять" его лучше? — Кэт громко ахнула, как будто от этого воспоминания её буквально тошнит, и, честно говоря, со мной происходит то же самое.

Когда края моего сознания затуманены выпивкой, притупляя жжение моей сердечной боли, ко мне подкрадывается разочарование.

Потому что они правы: я наделала много глупостей, чтобы попытаться соответствовать тому, что, как я думала, будет его идеальной женщиной.

Я изменила то, что любила в себе, из-за куска дерьма, который думал, что я была слишком.

Слишком для него. Слишком для той жизни, которую он хотел. Слишком для каких-то скучных долбаных юристов. Слишком, чтобы провести с ним жизнь.

И знаете что?

Да пошло оно всё.

Да пошло оно всё.

Пошёл он!

Потому что реальность такова, что его было недостаточно.

И он прав: я слишком. Я слишком много для него, потому что он всегда должен был заслуживать меньшего.

— И эти гребаные уроки гольфа, — говорю я, в ужасе откидывая голову назад, добавляя к тому дерьму, которое я делала для человека, который меня не заслуживал. — Не могу поверить, что я потратила столько денег, чтобы научиться самой скучной игре на земле.

— О, Боже, игра в гольф! — сказала Кэт со смехом, как будто она совсем забыла об уморительности моих попыток научиться играть в гольф. Я притащила её на несколько своих уроков, и она практически все их провела, смеясь надо мной.

Я не могу её винить.

— Он заслуживает того, чтобы гнить в аду, — говорит Кэм, и я смотрю на неё. Она всё ещё дрожит от злости за меня.

— Гнить в аду — это слишком, детка, — говорит Кэт, самая здравомыслящая из нас.

— По крайней мере, он заслуживает какой-то расплаты. — Ками протягивает руку и крадёт картошку фри из кучи передо мной. — Эй, ты всё ещё отвечаешь за все его встречи и прочую фигню? — спрашивает она, и я киваю.

— Насколько я знаю. То есть, я не буду этим заниматься, но да, наверное. Я основной контакт для всего. — Лицо Ками загорается.

— О, Боже, отмени всё.

— Я не могу…

— Дай мне свой телефон. Электронную почту со всем его дерьмом, которое у тебя есть. — У меня сводит живот, потому что я забыла, что когда я была пьяна и раздражена Ричардом, я как-то сказала ей, что у меня есть электронная почта, чтобы помогать следить за его встречами и планировать дела для него.

— Как личный помощник? — с ужасом спросила она.

Я ответила, что нет, не как личный помощник, а как жена сделала бы для своего мужа.

Теперь я сомневаюсь в правильности этого хода мыслей.

— Я не могу дать тебе это, — говорю я, держа телефон поближе.

Дело не в том, что я не могу отдать его ей, потому что боюсь того, что она с ним сделает.

Мне стыдно показать ей, как далеко я зашла, чтобы сделать этого человека счастливым, не получив ничего взамен.

Жалкая.

— Дай его мне.

— Нет! — говорю я, откидываясь назад, но, как это обычно бывает у Ками, она берет в руки мой телефон, набирает мой пароль (в конце концов, это её день рождения) и переходит к моим электронным письмам.

— Ни за что, мать твою, — говорит она, глядя на меня расширенными глазами.

— Кэм…

— Что? — спрашивает Кэт.

— Ни за что, мать твою, Эбби. — Её голос звучит почти грустно, разочарованно.

— Кэм, это не…

— Ты подписывала свои письма как его личный помощник?! — Глаза Кэт расширились от шока.

— Это не то, что…

— Эбигейл Келлер. Ты позволила этому человеку использовать тебя.

— Я не…

— Позволила! Ты всё для него делала. Нянчилась с ним, когда у него было много дел, готовила ему еду, убирала за ним. Отвозила его вещи в чистку и к портному. Записывала его на приём и составляла для него его чёртов график.

— Кэм… — Я начинаю спорить с ней.

— Милая, — говорит Кэт, её голос низкий. Я замолкаю.

Потому что, когда Кэт встревает, и её голос становится низким, а глаза мягкими, я знаю, что она собирается рассказать о реальности, которую я не хочу слышать.

— Он использовал тебя.

Слова рикошетят в моём сознании, как мячик.

Тук, тук, тук, ударяясь о каждый уголок моего сознания.

— Нет, — говорю я, качая головой. — Нет, он просто был очень занят и…

— Ни один настоящий мужчина не позволит тебе называть себя так: его личным помощником, Эбби.

— Это было не…

— Было, детка. — Кэт смотрит на Ками, и они кивают, обмениваясь какими-то телепатическими фразами. — Мы хотели поговорить с тобой об этом, но ты выглядела счастливой. Мы не хотели переступать черту.

— Он обращался с тобой как с дерьмом, Эбби, — говорит Ками, без всякого изящества Кэт. — Он обращался с тобой как с горничной, матерью и прислугой в одном лице.

Я не отвечаю.

Потому что знаю, что они правы.