Новогодний роман

— Вам сюда, гаврики. — услышал Егор и через мгновение в его дверь забарабанили. Неинтеллигентно с неприглушенной наглостью треснувшей у фундамента цивилизации.

— Мархоткин. Ты идее, гусь лапчатый? Смотри, кого я тебя привела! Погляди, какие матрешки расписные. — Танька подтолкнула вперед притихших и растерянных Деда Мороза и Снегурочку. На непререкаемом народном танькином фоне эти двое выглядели чахлыми и бледными спирохетами. Танька, не глядя, нашарила выключатель, включила свет и многозначительно покрутила пальцем у виска, увидев чугунную гирю под потолком. Зачем то обругав Егора лишаистым упырем, Танька удалилась после того как на стене завибрировала стариннейшая репродукция из Огонька.

— Мне где-то расписаться надо? — спросил Егор. Во рту пересохло. Долгожданная судьба стояла перед ним.

— На лесной опушке малые зверушки… — не слушая его, затянул хлипкий Дед Мороз. Он характерно мелко топтался на месте и вдохновенно, прикрыв усталые глаза, голосил аккуратненьким козлиным тенорком.

— Скоро волк придет. Вами справит Новый Год. — закончил стихотворение Дед Мороз и неожиданно для Егора быстро зажмурился, как будто чего-то опасаясь.

Вежливая благодарность Егора была кратка, и он требовательно протянул вперед чуть вздрагивающую руку. Прежде чем отдать Егору обернутый упаковочной вощеной бумагой сверток, Снегурочка несмело спросила:

— Может быть, в салочки поиграем?

— Зачем? — спросил Егор.

— Какой-то вы грустный. Уходите и не обернетесь даже. — проговорила Снегурочка и робко посмотрела на него. Оставшись один, Егор громко выдохнул. Упаковочная бумага разворачивалась плохо или Егор слишком спешил. В конце концов судорожными движениями он разорвал неуступчивую бумагу. Были продолжительные молчание и тишина, а затем в овальные зеркала рассохшегося и скрипящего трюмо вошла недоуменная фигура Егора. К учащенно бьющейся груди Махоркин прижимал шелковую женскую тунику. С удивлением разглядывал Егор дар, принесенный ему судьбой. Он так долго ждал ее прихода, так долго чувствовал свою обделенность, что теперь, когда она наконец явилась к нему, он не нашел ничего лучшего, чем разрыдаться. С истерикой и грудным протяжным всхлипом. Совершенно по-бабьи разрыдался Егор Махоркин. Человек, нашедший свою судьбу.

Глава 12 НЕРАЗГАДАННЫЙ ПОДАРОК

И наступил Новый Год… Какой-то там от Рождества Христова Новый Год… Такой далекий от Рождества Христова Новый Год… Вздрогнула земля от звона бокалов и пришло время желаний. Ах, если бы человечество единым порывом… Все вместе и одно на всех желание… В такой час, который ни за что нельзя упустить. Если бы, если бы… Получившимся сгустком энергии мы могли бы до бела раскалить Луну или свергнуть с трона Макдональдс. Или… Или… Хм. До чего же сложно выбрать нужное желание, чтобы все почувствовали внутреннюю потребность исполнить его. Невозможно. Утопично. Комично, но тем и велик человек, что непредсказуем и всякая сказка когда-нибудь обернется былью. Когда-нибудь и бесповоротно. Пока же каждый с надеждой вглядывался в будущее и произносил про себя самое заветное. Счастья семье и друзьям. Здоровья и удачи. Тайоту Рав4 и моровую язву на соседей снизу. Разные были желания, как различны люди. Это правильно… Но, что стоит? Один раз и всего одно?.. Иван Никифорович был разбужен холодной и мокрой пощечиной. Не деликатно. Подифор Савельевич просто взял и плеснул в лицо Ивана Никифоровича из медного кувшина с изогнутой зеленоватой ручкой. Тяжкое испытание не для спящего, по уверениям Ивана Никифоровича, а всего лишь глубоко, до самого донышка, задумавшегося господина. На смену мощным вливаниям пришли обильные излияния. Развернуться, как следует, Ивану Никифоровичу не удалось. Подифор Савельевич пресек его объяснения решительно.

— Стихни ты, Рыба, такая! — Дудилов разрешил себе замахнуться кувшином на ослабевшего, стоящего на пороге вытрезвления, развинченного помощника.

— Как заеду промеж ушей, ребра не соберешь.

Иван Никифорович был изумлен таким поведением шефа. Лечебный мерзавчик резко затормозил и через две сплошные рванул обратно на льняную с пятнами скатерть. Подифор Савельевич продолжал тихо бушевать. Сдержанной яростью пылал, измеряя мерными шагами площадь гостиной Изольды.

— Кто же осмелился? — думал вслух Дудилов. — Для кого топор готовить? Гляди, Рыба, если плавники твои здесь шевелятся. Жабры на шее вырежу и в плаванье пущу. Кто же посмел? Что это такое? Что они себе выдумали? Ослабел Дудилов? Рвать можно по кусочкам, а он не шелохнется! Не пикнет! Ну, поглядим, поглядим, ёц-тоц-первертоц, чье жало первым затупится.

— Я наверное, что-то пропустил? — скромно заметил Иван Никифорович. Ему не сиделось на месте. Он осторожно подсучивал ногами. Не изящно сказано? Зато верно. Не выдержано? А как тут выдержать, если, правда, что человеческое тело на 90 % состоит из воды, то у Ивана Никифоровича этого добра имелось процентов 120. Не меньше. Излишки нужно было куда-то девать. Причем срочно.

— Можно я выйду? — попросился Иван Никифорович у Подифора Савельевича.