Walter T.
Why different countries manage death differently: a comparative analysis of modern urban societies // The British Journal of Sociology. 2012. Vol. 63 (1). P. 123-145.Wood E. A.
The baba and the comrade: gender and politics in revolutionary Russia. Bloomington: Indiana University Press, 1997. [vii], 318 p.Yurchak A.
Communist proteins: Lenin’s skin, astrobiology, and the origin of life // Kritika: explorations in Russian and Eurasian history. 2019. Vol. 20 (4). P. 683-715.Примечания
1
ГАРФ. Ф. P-5407. On. 2. Д. 11. Л. 22-25. Здесь и далее при цитировании источников сохранены оригинальная орфография и пунктуация.
2
Там же. Любопытно, что, призывая священников возобновить богослужения, советская власть не использует новый советский язык (Kotkin S.
Magnetic mountain: Stalinism as a civilization. Berkeley; Los Angeles; Oxford: University of California Press, 1997. P. 198-238), а прибегает к языку Священного Писания — «кто не трудится, тот да не ест» — ср.: 2 Фес. 3:10. Использование библейской цитаты в революционной резолюции было очевидно современникам и обнаруживало хорошее знание авторами резолюции церковнославянского текста.Всё это еще раз свидетельствует о том, какое значение имела традиционная и религиозная культура в России этого времени.
3
Аръес Ф.
Человек перед лицом смерти / Пер. с фр.; под общ. ред. С. В. Оболенской; предисл. А. Я. Гуревича. М.: Прогресс-Академия, 1992. С. 455.4
Бодрийяр Ж.
Символический обмен и смерть / Пер. с фр. и вступ, ст. С. Н. Зенкина. М.: Добросвет, 2000. С. 234.5
Утопический советский проект стал предметом анализа многих исследователей. См., например: Stites R.
Revolutionary dreams: Utopian vision and experimental life in the Russian revolution. New York: Oxford University Press, 1989; СлезкинЮ.
Дом правительства. Сага о русской революции. М.: ACT: Corpus, 2019; Wood Е. A. Wood. The baba and the comrade: gender and politics in revolutionary Russia. Bloomington: Indiana University Press, 1997.6
ГеннепА. ван.
Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. М.: Восточная литература РАН, 1999. С. 134-150.7
Герц Р.
Смерть и правая рука / Пер. с фр. Ивана Куликова. М.: ARS PRESS, 2019. С.165.8
Там же. С. 155.
9
Там же. С. 157.
10
Там же. С. 169.
и
Герц Р.
Смерть и правая рука. С. 177.12
Латур Б.
Пересборка социального: введение в акторно-сетевую теорию. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2014. С. 18—20.13
Герц Р.
Смерть и правая рука. С. 159.14
Там же. С. 155-177.
15
Laqueur T. W.
The work of the dead : a cultural history of mortal remains. Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 2015. P. 10. Здесь и далее при цитировании иностранных источников перевод мой.16
Ibid. Р. 8-9.
17
Ibid. Р. 1.
18
Ibid. Р. 80.
19
Ibid. Р. 93-94.
20
Энгельс Ф.
Диалектика природы // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения: В 30 т. 2-е изд. Т. 20. М.: Госполитиздат, 1961. С. 610-611.21
Вересаев В. В.
Об обрядах старых и новых: (к художественному оформлению быта). М.: Новая Москва, 1926. С. 6.22
Вересаев В. В.
Об обрядах старых и новых. С. 9-11.23
Подробнее об этом см.: Clark К.
The Soviet novel: history as ritual. Chicago: The University of Chicago Press, 1981.24
Вересаев В. В.
Об обрядах старых и новых. С. 10-11.25
Эткинд А.
Кривое горе = Warped mourning: память о непогребенных / Авторизованный пер. с англ. В. Макарова. М.: Новое литературное обозрение, 2016. С. 32.26
Дэвис Д. Дж.
Роберт Герц: социальное торжество над смертью // Герц Р. Смерть и правая рука. С. 225-237.27
Алымов С. С.
Понятие «пережиток» и советские социальные науки в 1950-1960-е гг. // Антропологический форум. 2012. № 16. С. 261-287.28
Погребальная обрядность в традиционной культуре — давно исследуемая и хорошо изученная тема. О погребально-поминальных традициях у восточных славян см., например: Байбурин А. К.
Ритуал в традиционной культуре:структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб.: Наука, 1993. С. 100-122; Похоронно-поминальные обычаи и обряды / Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН. М.: ИЭА РАН, 1993; Седакова О. А.
Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян. М.: Индрик, 2004.29
Как отмечает А. К. Байбурин, именно информация о вероисповедании, наряду с указанием родного языка, заносилась в паспортные данные до революции, что существенно отличалось от советской системы, в которой важнейшей социальной характеристикой стала национальность, а соответствующая графа в паспорте — «пятый пункт» — стала метафорой обозначения национальности. См.: Байбурин А. К.
Советский паспорт: история — структура — практики. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2017. С. 55-56, 216-219.30