Новоорлеанский блюз

Стоя на тротуаре, они проводили глазами отъезжающий таксомотор, а потом Сильвия, подняв голову, окинула взглядом фасад здания церкви. Над красной кирпичной кладкой вилась надпись из позолоченных латинских букв: «И стало слово плотью, и живет оно средь нас». На другом конце фронтона стоял флагшток с укрепленным на нем сверкающим зеленым плакатом, на котором было начертано: «Открой свое сердце Иисусу». На стене рядом с входной дубовой дверью красовалась яркая надпись-граффити: «Саут-Сайдские дьяволы».

Джим медленно обвел взглядом улицу, для этого из-за больной шеи ему потребовалось повернуться всем телом. Черт бы побрал эту болячку! Он подумал, что чикагский Саут-Сайд выглядит как зона военных действий. Иногда, бывая в Нью-Йорке, он посещал похожие места для того, чтобы там выпить; бывал он в некоторых кварталах Бруклина и Бронкса [95], бывал он даже и в Статен-Айленде [96], который местные жители называют «Шаолинь». Но такого он нигде не видел. Каждая вторая квартира казалась выгоревшей после пожара, на всех углах тусовались наркоманы и какие-то подозрительного вида парни разного цвета кожи со знаками своих банд на одежде, объясняющиеся друг с другом знаками и взглядами. Стоя на тротуаре, Сильвия и Джим напоминали сейчас двух котят, рядом с которыми происходит собачья драка; у Джима, почувствовавшего на себе горящие взгляды десятков глаз, сразу пересохло в горле, и он закурил сигарету.

— Думаю, — тихо произнес он, — нам лучше зайти в церковь.

Сильвия все еще смотрела на массивную дубовую дверь, а потому не замечала того, что происходит вокруг.

— Она закрыта, — ответила она.

— О, черт.

К ним приближалась группа из шести молодых парней с оранжевыми повязками на лбах, старшему из которых было на вид не больше семнадцати. Парни были одеты в мешковатые, не по росту большие джинсы; при ходьбе они поводили плечами, стараясь этим показать свою крутость.

— О, черт, — снова пробормотал Джим, и тут Сильвия, оторвав взгляд от двери, посмотрела вокруг.

Подойдя ближе, старший парень чуть склонил голову набок, словно, как показалось Джиму, примериваясь, как половчее полоснуть его по горлу. Его зубы были цвета спелой кукурузы, а один заплывший глаз был с бельмом.

— Ку-ку, Рокфеллер, — произнес парень неестественно писклявым голосом, который в другой ситуации мог бы и рассмешить. — Ты никак заблудился? И ты, наверное, хочешь, чтобы кто-нибудь из негров помог тебе выбраться отсюда в центр?

— Простите? — не понял Джим.

Парень, причмокнув губами, покачал головой, а его приятели загоготали:

— Да скажи ты ему, Твит. Скажи же ему все, Твити.

— Послушай, козел, ты что, немец? — спросил парень.

— Англичанин.

— Англичанин? Тогда мне придется обложить налогом твою ароматную задницу. Ты, братец, сейчас в Саут-Сайде, а здесь задаром не играют. Ты понял меня? Так что давай предъявляй лопатник, пока я не разрисовал твой козлиный мордофон. Ты понял меня?

Парень выразительно похлопал по карману своей куртки и, подняв брови, уставился на Джима здоровым глазом.

— Я тебя понял, — кивнул Джим, хотя не понял ничего из того, что сказал парень. Он заметил, что Сильвия стоит рядом с ним, и, сделав шаг вперед, встал впереди нее — только бы она не вмешалась.

— А ты на что зыришь, сучара? — спросил парень; его приятели радостно заржали:

— Затраханная старая Пам Грир. Ну-ка вынь изо рта челюсти, да пососи у нас!

Джим посмотрел на Сильвию. Глаза ее горели, но лицо было непроницаемо. Он понимал только то, что попал в опасную ситуацию, но не знал, как себя вести.

— Тебя мать научила так разговаривать? — спросила Сильвия, в упор глядя на парня, которого приятели называли Твит, и тот на мгновение смутился.

— Ты тоже англичанка? Вот блин! Английская негритоска. И ты, сука, решила, что это дает тебе право говорить о моей маме? — оправившись от смущения, прежним тоном заговорил вожак.

— Если я сука, то и твоя мать сука.

— Заткнись! — заорал парень. Его писклявый голос, казалось, повысился на октаву. Он снова похлопал по карману, и тут Джим наконец-то понял, что означает этот жест. Но Сильвия не собиралась молчать:

— А что у тебя за хрень с голосом? Твоя мамаша, должно быть, и вправду жалкая сучка, раз родила такого щенка с пенисом как огрызок карандаша!

Вожак, моргнув своим бельмастым глазом, резким движением вытащил из кармана пистолет. Тяжелый «Орел пустыни» [97]с хромированной рукояткой и вороненым стволом. Заученным жестом киногероев он направил пистолет на Сильвию.

— Черт побери! — вырвалась у Джима; Сильвия не проронила ни слова.

— А как насчет того, бабуля, чтобы как следует потрахаться? — осклабился парень.

— Я, наверное, ослышалась, или ты вправду собираешься трахаться со мной?

— Еще не решил как. Может, я прострелю тебе башку и оттрахаю тебя в дырку от пули.

— Лучше не придумаешь, — с презрительной усмешкой ответила Сильвия. — Вот только твой дохлый член и этом отверстии будет болтаться, как палка в ведре.