Новоорлеанский блюз

Ее сосед произнес свое имя так, словно провозгласил «Счастливого Рождества» или «Поздравляю!», и протянул ей свою маленькую толстую руку. Она легонько пожала два его пальца. Его руки напомнили ей руки ее отца; такие же мясистые, розовые пальцы, тупые ногти и вялое пожатие. Она смотрела в сторону, не желая встречаться с ним глазами. Даже через опущенные ресницы. Она смотрела на аккуратную ниточку его усов, на складки шеи, нависающие над воротом его светлой в полоску рубашки, на диснеевский галстук (подарок дочери ко дню рождения, решила она).

— Вы впервые побывали в Англии? — спросил Боб Пек. — Страна не такая уж и плохая.

— Нет, — ответила женщина. — Я англичанка и живу здесь.

Боб Пек засмеялся, громким гортанным смехом (так, наверное, смеются похоронных дел мастера), отчего жировые складки над воротом рубашки затряслись.

— Держу пари, у вас завелся дружок американец. Чтоб мне провалиться! Вы в Англии так говорите?

Женщина улыбнулась не разжимая губ, но не ответила. Она повернула голову и свесила ее на плечо. У нее не было желания поддерживать разговор с этим американцем с его глупым наигранным энтузиазмом и сентенциями, не совсем вписывающимися в рамки общепринятых норм морали.

Она вновь подумала о том клиенте-американце, с которым ее свела судьба лет десять назад. Он был негритянским проповедником, путешествовавшим по Англии с целью посмотреть британские храмы пятидесятников [56]. У него была талия столь же объемная, как его банковское сальдо [57]. Она помнит, как забавно он повизгивал: «Ну, детка. Ну, детка. Ну, детка. Детка. Детка. Детка» и, наконец, с глубоким выдохом произносил: «Ну вот и все!» Вспомнив об этом, она улыбнулась, улыбнулась во всю ширину губ и прикрыла рот ладонью. Но если ей так отвратительны американцы, то что ей делать на борту самолета, летящего в Нью-Йорк?

Соседнее кресло с другой стороны занял молодой человек. На нем были мешковатые джинсы, несвежая футболка: его жиденькая короткая бородка казалась грязным пятном на лице. На коленях он держал большой пластиковый пакет с блоками беспошлинных сигарет и бутылками бурбона. Его волосы, которые он ежеминутно отбрасывал со лба нервным движением руки, были цвета влажной соломы. В его взгляде была какая-то странная смесь невинности и опытности, будто он, будучи от природы наивным и доверчивым, успел повидать слишком многое. Садясь в кресло, он машинально извинился — это выдало в нем англичанина, — и его лицо расплылось в приятной улыбке, а женщина с лицом цвета кофе тут же решила, что в случае крушения самолета она бросится на грудь к нему, а не к американцу. С этой мыслью она закрыла глаза.

За время пребывания черного проповедника в Лондоне ей дважды довелось слышать его проповеди. Эти два посещения церкви были ее первыми визитами в храм за более чем двадцатилетний период, и все там произвело на нее неизгладимое впечатление: и запахи, и звуки, и освещение, сопровождавшие службу Черная церковь имела мало общего с католической церковью, о которой у нее сохранились детские воспоминания. Ее память хранила множество склоненных голов, проповеди на латыни, мужчин, перешептывающихся друг с другом и дополнявших сказанное выразительной мимикой, на что итальянцы были великие мастера. Все выглядело так, будто надо было обязательно закрывать лицо и говорить шепотом, чтобы не увидеть чего-то лишнего или, не дай бог, не помешать таинству службы. А в храме пятидесятников? Там все было громко, горделиво, без коленопреклонения; буйство красок, пения, движения.

Не вдаваясь в суть, она воспринимала церковь пятидесятников как самовыражение духа черной расы, причислять себя к которой ей было запрещено. Не вдаваясь в суть, она понимала, как бы отреагировал ее отец на столь открытое отступление от его веры. Он наверняка начал бы смущенно переминаться с ноги на ногу, произнося полушепотом какие-то непонятные фразы; во всех фразах обязательно были бы слова «уважение», «почтение», «почитание». Но вряд ли бы он удивился, найдя свою дочь в таком месте. Потому что, как он и сам понимал, в самой ее жизни не было ни уважения, ни почтения, ни почитания. Сперва она думала, что это происходит из-за того, что ее считают черной. Однако по прошествии времени она поняла, что она действительно черная. А это, как понимала и она, и ее отец, совсем другое дело.

— ОНАНИРУЙТЕ! ПРЕЛЮБОДЕЙСТВУЙТЕ!..Иисус говорил… ИЗМЕНЯЙТЕ! РЕВНУЙТЕ!..Возлюбите Господа нашего… ДЬЯВОЛА! САТАНУ! ВЕЛЬЗЕВУЛА!..всем сердцем, всем разумом, всеми силами… ВСЕМИ СИЛАМИ! ОН ИЗРЕК. ХВАЛА ИИСУСУ! АМИНЬ!