Новоорлеанский блюз

— А как вас зовут? — спросил Джим и она на секунду заколебалась. — Я просто хочу узнать ваше имя, — произнес он; его брови сошлись над переносицей. Он, видимо, силился понять, почему она не хочет представиться. — Ведь это же ни к чему не обязывает…

— Сильвия, — сказала она. — Меня зовут Сильвия. Так звали мою бабушку.

— А чем вы занимаетесь, Сильвия? — спросил Джим, но заметив, как ее глаза моментально скрылись под опущенными веками, поспешил добавить: — Нет, нет. Я ведь спрашиваю просто из любопытства.

— Не волнуйтесь, на это нет причины. Я проститутка. Но уже на отдыхе, можно сказать, на пенсии. Ну еще и певица. Безработная.

Женщина поражалась самой себе. Она никогда не позволяла себе такой вызывающей откровенности. Но ограниченное пространство авиалайнера в сочетании с предстоящей ей свободой путешествия повергли ее в какую-то лихую безоглядную бесшабашность. Джим пристально смотрел на нее; его лицо выражало недоверие пополам с неодобрением.

— Шутите?

— Да нет. В самом деле.

— Певица? — переспросил он, и его лицо расплылось в столь нахальной улыбке, что она не удержалась и улыбнулась в ответ. Через секунду он продолжил: — И проститутка?

— Да.

— На отдыхе?

— Да.

Сильвия чуть отстранилась от него, чтобы посмотреть, смеется он над ней или нет. Может, смеялся, а может, и нет, но лицо его было добрым.

— Вы когда-нибудь имели дела с проститутками? — спросила она.

— Один раз, — ответил Джим. — И подхватил мандавошек.

— Ой, это ужасно.

— Да нет, ничего особенного.

— Вы еще легко отделались.

— Это точно, — согласился Джим.

Сильвия снова задумалась, и оба замолчали. Надо чем-то заполнить паузу, решила она и сказала:

— У меня никогда не было таких насекомых.

Джим кивнул, но тут уголки его рта начали дергаться; он пытался сдержать смех, но не смог совладать с собой и, посмотрев на Сильвию, расхохотался. Он, когда смеется, подумала она, похож на мальчишку, которому от силы тринадцать лет. И она тоже рассмеялась бесстыдным громким смехом — можно было подумать, что она тоже пыталась сдержаться, но безуспешно и сейчас этот смех прорвался наружу. А Боб Пек, толстый американец, сидевший в соседнем кресле, проснулся, открыл мутные глаза и укоризненно покачал головой, глядя на этих англичан. А женщина с кожей цвета кофе и молодой человек продолжали громко смеяться до тех пор, пока стюардесса попросила их не шуметь и не беспокоить спящих пассажиров.

V: Сильвия рассказывает свою историю и оказывается одиночкой. Джим слушает и оказывается пьяным

Манхэттен, Нью-Йорк, США, 1998 год

Сильвия знала, что удачно вышла из неловкого положения, и хотела окончательно избавиться от этой неловкости. Пока Джим принимал душ, она решила осмотреться. Необходимости в этом не было, но была сила привычки, а пересилить себя она не могла. Годы, потраченные на визиты к прелюбодействующим мужьям (а случалось, что и к женам), привили ей какое-то патологическое любопытство, и для нее не было более приятного занятия, чем порыться в ящиках комода или шкатулках с драгоценностями и бижутерией, пока мужчина, утомленный сексом, спал в оскверненной брачной постели. Она ни разу ничего не украла — она была проституткой, а не воровкой, — но она испытывала огромное удовольствие, примеряя трусики светлого оттенка, которые сама никогда бы не купила, или сережки, совершенно недоступные для нее по цене. В этой роскошной квартире на Манхэттене, конечно же, не было ни дамского белья, ни драгоценностей. Но там было множество разных безделушек, которые могли насытить ее любопытство. И пока до нее доносился шум воды, она чувствовала себя в безопасности.

Сильвия взяла абстрактную африканскую статуэтку — гладкий камень, изрезанный извилистыми переплетающимися бороздками. Статуэтка оказалась более тяжелой, чем казалась с виду, и едва не выпала из ее рук. Она осторожно поставила ее на тяжелую столешницу красного дерева.

«Что это вообще за место?» — подумала она.

Когда Сильвия и Джим вышли из самолета в аэропорту имени Кеннеди, они церемонно простились, пожав друг другу руки. Джим пожелал ей удачно добраться до родственника в Гарлеме. Сильвия, в свою очередь, пожелала ему успехов в делах. И в эту самую минуту до нее дошло, что это она вела главную партию в их многочасовой беседе в самолете, и он знает о ней многое, а она о нем почти ничего. Это смутило ее — ведь ее первоначальная скованность и скрытность вдруг неожиданно испарились и дали дорогу потоку самой что ни на есть личной информации; неужели то, что их кресла были рядом, настолько расположило ее к откровенности в самых интимных делах? Да, надо было быть более сдержанной. Интересно, а какиедела она имела ввиду, когда желала ему успеха. Хотя успехи нужны каждому, с этим не поспоришь.