Новоорлеанский блюз

Сильвия, усмехнувшись, отошла от двери, пропуская Элли в квартиру; та вошла неестественной походкой, подчеркивающей, как ей казалось, ее невинность. С такими блестящими голубыми глазами и белокуром парике Элли действительно выглядела невинной и к тому же белой девушкой. Без всякого сомнения. Но, несмотря на постоянное давление со стороны Сильвии, мысль о том, чтобы выдать себя за белую, едва ли приходила ей в голову.

Сильвия припомнила одну из подобных бесед.

— Элли, — сказала тогда Сильвия, — ну зачем ты это делаешь, девочка? Ведь ты же легко можешь выдать себя за белую, поверь, я не вру.

— Выдать себя за белую? Да как я смогу сделать это, когда все здесь знают меня, как облупленную?

— Да зачем здесь, Элли. Не здесь, не в Монмартре. Ты же можешь переехать куда-нибудь в другое место.

Сильвия хорошо помнила выражение лица Элли при этом разговоре. Широко раскрытые глаза, рассеянный и отсутствующий взгляд, который так и притягивал белых парней, желающих расслабиться.

— Ну куда, скажи на милость, я перееду?

Куда она переедет? Да куда угодно! В любое место! Куда захочет!

Сильвия вспомнила об этом, глядя, как Милашка Элли вертится перед зеркалом, придав лицу привычное невинное, не от мира сего выражение, и почувствовала, что в душе ее закипает раздражение.

— Что тебе нужно, Элли? — спросила она.

Элли повернулась к ней; выражение ее лица сделалось таким несчастным, что Сильвия с трудом подавила желание ее ударить.

— Ты сердишься на меня, Сильвия?

— Нет, я не сержусь на тебя, — ответила подруга, стараясь говорить помягче. — Просто мне некогда, только и всего. Ты же знаешь, мне постоянно надо быть наготове. Так что тебе нужно?

— Ты не можешь одолжить мне подвязки? — попросила Элли. — Мои плохо держат, к тому же они изношенные и страшные.

— Я же говорила тебе, не позволяй никому из мужчин раздевать тебя, — сказала Сильвия с улыбкой. — Ты же знаешь, во что может обойтись одна такая ошибка.

— А мне не все ль равно — ведь деньги-то его.

— Подруга, ну ты голова; ты, как всегда, права.

Женщины улыбнулись друг другу. «А мне не все ль равно — ведь деньги-то его». — «Подруга, ну ты голова; ты, как всегда, права». Это были как бы пароль и отзыв, принятые у женщин их круга. Иногда Сильвии эти фразы напоминали церковные песнопения в форме «вопрос-ответ», которые распевались прихожанами в храме; что-то наподобие спиричуэла для проституток. А ведь только Сильвия, одна из всех, считала себя проституткой. Остальные говорили о себе, что они «возлюбленные» или, на худой конец, «подружки» — даже тогда, когда они видели, как их товарку выбрасывают на улицу, да еще и с детьми в придачу по причине предстоящей женитьбы «возлюбленного» или «дружка», а иногда из-за того, что «возлюбленная» или «подружка» ему попросту наскучила. До чего же они были наивны, эти девушки!

Сильвия достала из ящика комода несколько коробочек с красивыми подвязками; Милашка Элли тут же изъявила настойчивое желание примерить все и заворковала, ощутив под пальцами мягкий шелк, гладкий атлас лент и тонкие кружева.

— Сильвия, да у тебя просто потрясающие наряды, — с восторгом произнесла она.

— Это не наряды, это рабочая одежда.

— Сильвия, ну почему ты такая! — засмеялась Элли. — Неужели тебе все время хочется задираться? У тебя всегда такое настроение, как у пьяницы на утро после похмелья. Ведь ты и сама знаешь, что это так. Джонни покупает тебе все самое лучшее. У тебя самая хорошая одежда, у тебя самая хорошая комната, у тебя самая хорошая кровать. А чего стоят эти прекрасные покрывала, мягкие подушки в наволочках с кружевами. Ты же принцесса среди нас, Сильвия Блек. А ведешь себя совсем не как принцесса!

— Это не кровать, — ответила Сильвия тусклым, безразличным голосом. — Кровать — это место, где можно отдохнуть и расслабиться. А это — что-то вроде моей приемной, так почему я не могу сделать так, чтобы мне было хорошо и удобно?

Элли, глубоко вздохнув, покачала головой. Сильвия, глядя на нее в упор, почувствовала, как раздражение снова закипает в ней. Она не виновата, пыталась внушить себе Сильвия. Элли просто дура. Но если она не виновата, то кто же виноват, черт возьми?

Сильвия открыла входную дверь.

— Мне надо готовиться, Элли, — сказала она. — Ты же знаешь, что Джонни просто бесится, когда я заставляю его ждать.

Элли, выйдя от нее, скрылась за дверью своей квартиры, расположенной напротив, а Сильвия все еще стояла на пороге. Из темноты лестничной площадки до нее донеслись какие-то негромкие звуки, похожие на прерывистое дыхание. Может, это опять крысы? Когда глаза Сильвии привыкли к темноте, она увидела Сесила, младшего сына Септиссы; забившись в угол, он тихо плакал. Сесил был прелестным ребенком: его личико цвета жженого сахара окаймляли светлые локоны, спадавшие на плечи, словно извивающиеся змеи. Он напоминал Сильвии ее покойного брата, Падучего. Она почувствовала непреодолимое желание взять маленького Сесила на руки, прижать его к груди, утешить его, сказать, что все будет хорошо.