Новоорлеанский блюз

Первым мужчиной, с которым Сильвия спала за деньги, был приятель Ди Наполи по имени Эмилио Касати, портной средних лет, владелец магазина на Брюэр-стрит и отец такого количества детей, что он попросту не знал, что с ними делать. Сильвия уже две ночи ночевала у школьной подруги и больше идти туда не могла. Она втайне надеялась, что родители, бросившись искать ее, придут в дом подруги, но этого не произошло. Денег у нее не было, идти ей было некуда; она бездумно брела по Тоттнем-Корт-роуд, в полной растерянности перед будущим, убитая утратой любви.

Касати, шедший по противоположной стороне улицы, окликнул ее: «Сильвия! Сильвия Ди Наполи!» Не обращая внимания на густой поток машин, он перебежал улицу и приветствовал ее широкой желтозубой улыбкой. Его редкие волосы тоже отливали желтизной, а ногти были грязными.

— А почему ти не в скола? — спросил он.

Он полжизни прожил в Лондоне, но так и не избавился от акцента.

Сильвия, подняв глаза и посмотрев на него, расплакалась. Сперва она плакала потому, что наконец появился кто-то, перед кем можно выплакаться, а потом потому, что этот кто-то был приятелем ее отца, которого она практически не знала и никогда не любила. Касати обхватил ее пухлыми руками и прижал к себе, вдыхая запах ее волос, напоминающий аромат цветущей вишни. Сильвия уткнулась лицом в его рубашку, которая сразу стала мокрой, как купальное полотенце.

— Я ушла из дома, — сказала Сильвия. — И не знаю, что делать, мистер Касати.

— Ну что ти, не нада, — успокоил ее Касати. — Не нада. Послушай, Сильви, ти ведь большой девочка. Называй меня Эмилио. Дядя Эмилио. Ну неужели ти думаешь, я не позабочусь о ти?

Он привел ее в расположенную неподалеку дешевую гостиницу, улыбаясь, подошел к портье, стоявшему за стойкой, и о чем-то пошептался с ним. Лицо портье задергалось, словно мордочка крысы, нюхающей кучу объедков. Он кивнул, несколько раз поднял и опустил брови, а затем, откинув назад голову, откровенно недоверчивым взглядом посмотрел на стоящего перед ним клиента, словно говоря ему: «Ты же меня надуваешь».

Касати привел Сильвию на второй этаж, в комнату с кроватью и раковиной; стены комнаты были оклеены коричневыми обоями в цветочек.

— Мне просто хочется ти помогать, — сказал он.

Сильвия села на кровать и, закрыв лицо руками, пролепетала слова благодарности.

— Како ти ко мне относиться? — воркующим голосом спросил Касати.

Встав перед ней на колени, он снял с нее шерстяной жакет и положил руку на плечо, словно обеспокоенный отец, хотя отец ее никогда не делал ничего подобного по отношению к ней.

— Ти такая красивый девочка… все будет о’кей. Верь мне.

Касати провел руками по талии Сильвии, а потом его ладони накрыли ее груди. Сильвия, перестав плакать, сидела, не шевелясь, на кровати. Касати просунул пальцы под ее футболку и ловким движением в один момент стянул ее через голову Сильвия не сопротивлялась, но и не помогала ему. Он опустился на колени и расстегнул пуговицы на ее джинсах. Она чуть поморщилась и приподняла ягодицы, почувствовав, как натянулась эластичная ткань ее трусиков, и опасаясь, что он, раздевая ее, порвет их — она взяла с собой всего пять пар чистых трусов.

Сильвия слышала, как Касати расстегивает поясной ремень. Звяканье пряжки показалось ей похожим на лязг защелкивающихся наручников. Она уставилась на цветочки на коричневом фоне обоев и смотрела, как они прыгают перед глазами в такт движениям кровати. Она почувствовала, как ее верхняя губа покрылась холодным по́том, почувствовала запах этого мужчины, такой же отвратительный, как запах ее отца. Под пальцами она ощутила мягкость синтетического покрывала, затем ее ногти больно впились в ладонь. Но между ног она не чувствовала ничего. Ничего. Больше чем ничего. Пустоту.

Когда Касати кончил, он высморкался, откашлял мокроту, скопившуюся в горле, схаркнул ее в носовой платок, застегнул брюки и посмотрел на Сильвию. Она лежала неподвижно, отвернув от него лицо, чтобы не встречаться с ним глазами. Это ему понравилось. Он положил на прикроватную тумбочку две фунтовые банкноты и тихонько прикрыл за собой дверь.

Сильвия так и лежала неподвижно на кровати, пока в дверь не постучали. Услышав стук, она быстро села на кровати, натянула футболку и джинсы. Она почувствовала, что джинсы между ног стали влажными, а от отвратительного запаха, который источало расплывшееся мокрое пятно, ее буквально вывернуло наизнанку. Она едва успела добежать до раковины и ее стошнило; рвотные спазмы накатывались и накатывались волнами, словно она хотела исторгнуть из себя всю душу. Она слышала, как открылась дверь, и портье с крысиным лицом вкрадчиво произнес:

— Милая моя, вас стошнило прямо на кровать. Придется платить за чистку покрывала.

Она подняла на портье застланные слезами глаза и покачала головой. Лицо его было бесстрастно, взгляд чуть насмешливый, глаза слегка косили, а углы губ чуть подрагивали. Он откинул голову назад, как бы говоря: «Ты же меня надуваешь».

— Что вам надо? — спросила Сильвия.

— Время вышло. Вам надо уходить, дорогая, — ответил портье.