Новоорлеанский блюз

— Мой отец бросил нас сразу после моего рождения. Мама тогда была в Лондоне, где прожила уже, наверное, месяцев семь, а он… он просто снялся с якоря и исчез. Так поступают затраханные итальяшки, у которых на плечах не головы, а кое-что с яйцами. В конце концов он вернулся и, полагаю, очень старался изображать хорошего отца. Но одновременно с этим он делал все, чтобы и мама, и я знали, что он не верит в свое отцовство. С этим связаны мои самые ранние воспоминания. Мы жили в квартире на Дин-стрит в Сохо; ниже, под нами, был ресторан; когда они дрались (хоть бы один день прошел без драки!), он с сигарой во рту носился по квартире, ежесекундно подтягивая обеими руками брюки. «Господи боже мой, Бернадетта! Ну как, черт возьми, у меня мог родиться черномазый ребенок? По-твоему, я похож на черномазого? Ты что, думаешь, я похож на черномазого? Господи, Бернадетта, скажи, чем я так провинился? Скажи, почему тебе захотелось потрахаться с черножопым?».

Описывая художества своего отца, Сильвия невольно повышала голос, и немногочисленные клиенты бара ирландца Тони поворачивали головы и подолгу смотрели на красивую женщину с лицом цвета кофе и молодого белого парня. А когда она четко произнесла слово «черножопый», они опустили головы, склонившись над своими стаканами и триктраком Джим, видя это, рассмеялся.

— Вы произвели хорошее впечатление на присутствующих.

— Да? Но он именно так и говорил, — словно оправдываясь, сказала Сильвия и сама рассмеялась. — Клянусь вам, именно так он и говорил, а его реплики перемежались со стенаниями и стонами. «Ой! Бернадетта! Ну что мне делать? Ох-ох-ох!» Да, именно так он и говорил. Такое можно увидеть в гангстерских фильмах.

— А кто был вашим настоящим отцом? — спросил Джим.

— Не знаю.

— Но мать ведь что-то говорила вам об этом?

— Она всегда утверждала, что была верной женой. До самой смерти. Мы не виделись с ней почти двадцать лет а когда встретились, она повторяла то же самое, уже лежа на смертном одре. «Сильвия, ты должна мне верить. Я никогда не спала ни с одним мужчиной, кроме твоего отца Призываю Пресвятую Деву в свидетели». Вот что она тогда сказала.

— И давно она умерла?

— Почти шесть недель назад.

— Я вам сочувствую.

— Спасибо. Да она в принципе и не была мне матерью. Быть матерью — это нечто большее, чем родить, вы же это понимаете. Это намного больше. Клянусь, будь у меня дети…

Сильвия вдруг замолкла. Только что сказанное, казалось, было камнем на ровной дороге, о который она споткнулась.