Новопотемкинские события

– Ты будешь долго мне биографии разных чиновников рассказывать?

– Нет, у меня даже нет ни малейшего желания с вами разговаривать, если честно… Еще многие не на своих местах…

– Точно?

– Да, – холодно ответил Всезнающий, – сейчас главное – лояльность, а не твоя профессия.

– Неужели? – усмехнулся Горемыков, дивясь наглости и самоуверенности Всезнающего.

– До свидания…

Горемыков покраснел от злости, продолжая держать телефонную трубку в руке, хотя там были слышны одни гудки.

Минуты две он просидел неподвижно, пока не вошла Анна.

– Демид Демидович, опять у нас новости.

Но мэр не отвечал ей, не двигаясь: он давно привык к покорности, раболепству своих подчиненных, поэтому неожиданный резкий разговор на равных привел его в некоторое замешательство.

– А-а… вы слышите, Демид Демидович?

– Да? – Горемыков ожил, кладя трубку. – Что опять стряслось?

– Звонил директор супермаркета «Мир всего».

Горемыков раздраженно стукнул кулаком по столу, поворачиваясь спиной к Анне. Он набрал номер Самца, говоря ему:

– Привет! Узнал!.. Тут опять неприятность…

– Какая? – спросил на том конце провода Самец, вздыхая.

– Из военной части сбежало несколько солдат, бегают по Новопотемкино, ясно?

– Да…

– Нужно их быстро найти и отправить опять в часть. Еще там то ли убили солдат, то ли сами солдаты повесились…

– А вот это не ко мне! – возразил Самец. – Я, конечно, буду искать беглецов, но раз там кто-то умер, пусть эти вояки сами и расследуют.

– Правильно говоришь, – согласился с ним Горемыков, – я просто для информации тебе сказал, что там творится у вояк! Ну, пока…

Горемыков повернулся к Анне, спрашивая недовольно:

– Ну?

– Звонил директор супермаркета «Мир… э-а… всего».

– Чего хочет? – устало спросил Горемыков. – Его другой менеджер умер, что ли?

– Нет, а-а… – тихо ответила Анна, – его жену арестовали.

– Что-о? Кто арестовал?

– Майор Антохин… За шпионаж.

– Бред, она – ученая – физик!..

Глава 12 Суверенный глобус, Санта-Клаус и памятник кошке

– Итак, господа депутаты, – начал говорить Подпевалов, оглядывая депутатов, – сегодня на повестке дня несколько вопросов.

В первом ряду средних лет дама-депутат подняла руку.

– Что у вас?

– А как же мои вопросы?

Подпевалов порылся в бумагах, потом попросил ее:

– Уточните, пожалуйста, свои вопросы.

– Их несколько: о введении юлианского календаря, о запрете продажи алкоголя в буфете нашей Думы и о запрете упоминания Санта-Клауса, – напомнила дама-депутат.

Подпевалов поглядел на депутатов, спрашивая:

– Будем это обсуждать? Голосуем.

– Постойте! – вдруг запротестовал Топтыгин, поднимая руку. – А как же обсуждение о прибавке к пенсиям наших стариков?

Подпевалов, не меняя выражения лица, сухо ответил:

– Ваш вопрос не по теме.

– Товарищи! – возмутился Топтыгин, ударяя кулаком по столу. – Нас грабят! Грабительские цены! Пенсии малень…

– Попрошу выключить микрофон на полчаса депутату Топтыгину, – приказал Подпевалов, после чего началось голосование.

Большинство депутатов подняли руки в знак согласия. Электронное табло для голосования недавно сломалось, а мастер, чинивший и устанавливающий это табло, уволился. Подпевалов уговаривал его остаться, обещая прибавку к зарплате через год, но мастер был непреклонен, требуя прибавку сейчас.

– Пожалуйста, Любовь Андреевна! – разрешил Подпевалов, обращаясь к даме.

Она улыбнулась и вышла с уверенной походкой на трибуну с заготовленным текстом.

Сказать, что Любовь Андреевна явно не соответствовала стандарту женской красоты, значило совсем ничего: ее многие за спиной называли не иначе, как «кикиморой в юбке», хотя она предпочитала всегда ходить в брюках. Конечно, и обезьяну можно покрасить и напудрить, чем угодно, облить с ног до головы духами, приодеть, но от этих мужественных манипуляций красавицей не станешь, несмотря на всё громадное желание ею стать!

Перед взором депутатов предстала высокого роста толстая дама с рыжими длинными волосами до плеч, с мясистым носом-картошкой и тремя бородавками на носу. Выше верхней губы у дамы-депутата виднелись неестественные для любой женщины черные усики, которые она, как могла, выстригала, но усики предательски росли, росли, тем самым обрекая даму на постоянный смех за спиной и обидное прозвище: «дама с усами». Но, как ни странно, дама, несмотря на всё свое несоответствие женским стандартам красоты, считала себя писаной красивицей, часто глядела на свое личико в маленькое зеркальце в перерывах между заседаниями, желая понравиться хоть одному мужчине в Новопотемкино, но такого смельчака найти не могла, как ни старалась, как ни строила глазки, не говорила приятных слов многим мужчинам рядом с ней…

Выдержав паузу и пытаясь улыбнуться всем, Любовь Андреевна стала бодро читать по бумажке: