Новороссия. Восставшая из пепла

— У нас одного известного профессора истории чуть не выгнали с работы за это сравнение (речь идёт о профессоре МГИМО Андрее Зубове, опубликовавшем статью «Это уже было». — Фокус). Ему как историку я доверяю. Общие параметры есть.

— Россия утверждает, что происходящее в Украине — государственный переворот, совершённый «бандеровцами» и «фашистами», который угрожает русским и русскоязычным жителям страны. Как эту ситуацию видите вы?

— Что бы ни происходило в Киеве и как бы ни оценивать события на Майдане, только граждане Украины могут решать, какой путь развития выбирать. В любой стране, даже самой благополучной, всегда есть люди, страдающие от социальной несправедливости, реальной или мнимой. Скорее, реальной. История не знает идеальных государств. Янукович на меня производит самое дурное впечатление низким культурным уровнем, примитивностью и алчностью, и российская власть в этом отношении мало чем отличается от украинской.

Что же касается «бандеровцев» и «фашистов», не сомневаюсь, что на Майдане было правое крыло, для меня не менее отвратительное, чем свергнутая власть. Но те мои русские друзья, которые были на Майдане, больше говорили о положительном впечатлении. В любом случае, приношу глубокие соболезнования семьям погибших вне зависимости от того, по какую сторону баррикад они стояли.

— Насколько опасен, по-вашему, украинский национализм?

— Опасен, как любой национализм в его экстремальных формах. Но известно, как трудно провести границу между любовью к своей культуре, языку, народу и чувством национального избранничества, превосходства над соседями. Особенно в нашем случае, когда столько лет мы жили в одной стране в условиях имперской идеологии. Можно понять стремление украинских националистов жить в национальном государстве. Но на дворе ХХI век, и это значит, что необходимо искать иные пути организации государств, чем чисто национальные. Идея гражданства мне представляется более перспективной для выживания государства. Разные этносы в одном государстве интегрируются общим гражданством. Идея не новая, вполне имперская, но есть вещи в истории уже не однажды отработанные, не надо заново изобретать велосипед.

— Крымская жизнь описана в вашем романе «Медея и её дети», вы часто бывали в Крыму в детстве, там жили ваши родственники. В вашем отношении к крымским событиям наверняка много личного.

— Да, и родственники мои там жили, и самые важные события моей жизни происходили в Крыму. Когда Хрущёв с пьяных глаз «подарил» Крым Украине, мы были в недоумении. Несколько украинских слов узнали — вместо «Парикмахерской» повесили вывеску «Перукарня». Но по сути ничего не изменилось. Сегодня наступило такое время, что очень хочется напомнить о нашем великом соотечественнике Максимилиане Волошине. Его дом в Коктебеле был приютом для всех преследуемых в самые горькие времена Гражданской войны — красные и белые находили у него убежище и защиту. Боже, как же не хватает нам людей его масштаба. Простите великодушно за сравнение, но мы наблюдаем сейчас «Войну мышей и лягушек». Из дали грядущей истории, если она состоится, картинка будет выглядеть именно так. А Волошин останется навсегда.

— В одном из интервью вы говорили, что возвращение крымских татар — «немыслимое счастье» и что с этого начнётся возрождение Крыма. Сейчас крымские татары категорически против перехода Крыма под юрисдикцию Кремля. Чем чревата эта ситуация?

— Помню, как на автобусной станции Судака я впервые услышала татарскую речь и заплакала. Мне казалось, что историческая справедливость восторжествовала. Так оно и было. А много лет спустя я приехала в Крым и наблюдала жизнь татар, и многое меня ужасно огорчило. Застроили долину реки, засыпали последние сохранившиеся наливные колодцы, древние памятники татарской культуры. Я увидела такое же варварское отношение к земле, которое было у переселившихся после войны из России и Украины людей, не знавших и не любивших эту землю. Тогда я поняла, что варварство не имеет национальности.

— Столь опасного конфликта в мире не было, пожалуй, со времён Карибского кризиса. Как вам кажется, насколько вероятна перспектива Третьей мировой войны?