Новосёлы

— Салют, салют, «артековцы». Заходите.

В коридоре было тесно. Мы еле пролезли по одному. Старый всё-таки дядя Левон, грузный.

— А ваша тётя не будет ругаться, если грязи нанесём? — говорю я.

— Не будет, не будет… А намусорим — сами и уберём. Лады? Мы же «артековцы»!

Квартира дяди Левона всего из одной комнаты и кухни. И вещей совсем немного: два шкафа, в одном сквозь стекло видны книги, диван-кровать, немного в стороне от него, ближе к окну, низенький, как детский всё равно, столик. На столике орехи-фундук в вазе, стакан с карандашами, стопка книг и газет, настольная лампа. На весь пол ковёр, он заходит под два мягкие и один не мягкий стул возле столика. Все стены в квартире увешаны картинами и картинками в самодельных рамках: и лес, и одинокие деревья среди ржи, и река, и окраина города с козой…

— Не будет, молодой человек, ругаться наша тётя… — говорил где-то из кухни дядя Левон. — Давно уже нет её, один живу.

Вася присел на краешек дивана слева, Серёжа — справа. Сердитые, друг на дружку не смотрят… Оказывается, пока я пыхтел над уроками, Вася опять навредничал. «Иди-ка сюда, что-то на ушко скажу…» — сказал Серёже. Тот, дурак, и подставил ухо. А Вася: «Тьфу!» — и удирать. Серёжа цап его за рукав и как ахнет кулаком! Сейчас Вася сидит с «фонарём» под глазом, а другим, здоровым, гипнотизирует вазу с орехами. Не сводим глаз с орехов и мы.

— А вы угощайтесь, не стесняйтесь! — Дядя Левон вышел из кухни. Он нёс в руке вилку и разукрашенную деревянную ложку.

Вася схватил целую горсть. Набрали и мы. Треск поднялся, как будто сотня белок пустила в ход зубы.

Вкусные орехи! Ядра — хоть из рогатки стреляй.

— Все скорлупки — на стол, в кучку.

Левон Иванович открыл тот блестящий шкаф, который с книгами, покопался внизу, где не было стекла.

— Я сегодня вам расскажу и покажу, какие бывают куклы, что они умеют делать.

Сказал «куклы», а вынул всего одну. Какого-то лупоглазого мальчугана с носом, как орех, и большущим нарисованным ртом. Ни ног нет, ни штанов — одна длинная рубашечка. А вторая вовсе не кукла была, просто рыжая голова. Великовата, правда, больше чем два моих кулака. И куклу и голову дядя положил на столик, подвинул к ним лампу.

— Куклами могут быть любые предметы, — начал он рассказывать. — Даже руки человека, пальцы… Или вот два карандаша, вилка и ложка… Вся штука в том, чтобы оживить их.

Вилка и кругленькая, в цветочках, ложка зашагали по столу. Шли и ссорились, как будто дядька и тётка возвращались с ярмарки. Ложка часто останавливалась, наскакивала на вилку, кудахтала, как курица. Дядя-вилка отступал, уклонялся от наскоков. Он немного шатался и пробовал петь, Наверно, подгулял где-то после удачного торга.

— Г-гы… — первым не выдержал Вася.

— Я говорил уже: куклами могут быть человеческие руки и пальцы…

Левон Иванович включил настольную лампу и повернул абажур в сторону. На стенке образовался светлый круг. Дядя Левон начал что-то выделывать пальцами, и в том кругу зазевали тени-волки, запрыгали испуганные зайцы, плавно изгибал шею красавец лебедь, о чём-то рассказывал и плевался, презрительно оттопыривая большую нижнюю губу, дядя-охотник…

Лампу Левон Иванович не выключил, а только опустил абажур вниз. В комнате уже сгущались сумерки.

Дядя Левон выбрал две самые большие скорлупки орехов, надел на указательные пальцы. Сел верхом на стул, лицом к спинке… И вдруг из-за спинки обыкновенного, а не волшебного стула показались двое мальчишек! Из школы, наверно, возвращаются… У одного пацана шапка сдвинута на ухо, у другого на лоб. Остальные пальцы дядиных рук — руки и ноги мальчуганов. Идут, подфутболивают невидимые портфели: «И-и — гэх! И-и — гух!» Дядя и хохотал вместо них на разные голоса, и подсвистывал. А потом схватились друзья — кто кого повалит?

— На Васю один похож! — фыркнул Серёжа.

— Скорее, на тебя… — огрызнулся Вася.

Пацаны борются, пыхтят, не поддаются один другому. Вдруг левый трах правого по голове! Сбил шапку и как поддаст её ногой! «Ах, так?!» — вскипел правый, схватил большущий кол — и за ним… Ой, не кол — карандаш! И не пацаны это…

Фу ты, вот так фокус!

И тут дядя Левон поднял ладони, подвигал пальцами… Пальцы как пальцы! Обыкновенные, человеческие.

— Вот и вся их дружба, — сказал Левон Иванович. — Ну, какая у них может быть дружба, если один думает, как бы унизить другого, сделать ему неприятное?

Дядя Левон посмотрел на Васю, и мы все посмотрели. А он завертелся, стал нарочно рассматривать картинки на стенах. Как будто его ничего не касалось!

Дошла очередь и до куклы-мальчишки.

Дядя взял её со столика и надел на руку, как рукавицу. Мальчишка сразу захлопал руками, запищал тоненько: «Ур-ряя!» А может, мне послышалось?

— Такие куклы называются петрушечные или перчаточные, — говорил дядя Левон, а мальчишка и кивал ему, и махал ручкой. — Ну что, что ты хочешь? — наклонился к нему Левон Иванович. Кукла сначала прижалась носиком к дядиному уху, а потом подёргала за него. — А-а, ну ладно, скажу… Ну, хорошо, хорошо… Почему, спрашивает, не сказал, что его зовут Шурик. Возьми сам и скажи!

Шурик закрутил головой.

— Смелее, не стыдись.