Новость

История, медленно произносит он, да-да, ты права. Ее еще нет. Но без всех этих подробностей, без танцев в зимнем лесу, без временной проводки ее вообще не было бы. Вот как. Перед танцами я полдня бродил по лесу. Предлогом было то, что мне хотелось подобрать небольшую елочку для украшения стойки. Но подходящую я нашел не сразу, да и не хотелось мне ничего искать, просто мне нужно было походить по лесу, побыть в одиночестве и подумать о себе, о своих друзьях, об одной девушке, которую мы звали Рикой, говоря по правде — прежде всего о Рике. В седьмом классе, сразу после войны, она появилась у нас в школе. Думаю, из Силезии. Тогда у нее были каштановые косы, карие глаза, говорила она так, что можно было заслушаться, и зачаровывала нас, потому что сами мы говорили так, словно рты у нас были набиты камнями. Во всяком случае, мы, молодежь, все как один в нее втюрились, смотрели на нее влюбленными глазами и из кожи вон лезли, чтобы ей понравиться, и, самое странное, нас ничуть не смущало то, что у нее одновременно было такое множество поклонников. Так продолжалось и после окончания школы, Рика училась в старших классах, теперь она жила в городе в интернате, видели мы ее редко, через две субботы на третью. Надо думать, и там вокруг нее вилась толпа обожателей, но когда я гнул спину в мрачном, душном цеху и тосковал по солнцу и свету, это не имело для меня никакого значения. Стоило мне только подумать о Рике, и для меня переставало существовать все остальное, из-за нее я даже на время забывал о голоде. И вот перед танцевальным вечером, на который Рика тоже собиралась приехать, я мечусь по зимнему лесу. Чувствую, что терпеть, как другие любезничают с Рикой, я уже не в силах и готов убить любого, кто только посмотрит на нее с восхищением, а иначе жизнь мне не мила.

Ага! — говорит Андреа, значит, ты ревновал.

Можешь это и так назвать, допускает Арно. Но откровенно говоря, я в первый раз был по-настоящему влюблен. Так или иначе, но в лесу я дал себе клятву: сегодня вечером я признаюсь ей, нужна ясность — что из того, что по ней все вздыхают, так, как я, ее никто не любит.

Так ты и сделал? — спрашивает Андреа.

Да, Арно запинается, да, то есть нет. Я собирался это сделать, на ярком свету у стойки я пил крепкое пиво, а может и водку, но все колебался и сомневался, я не знал, как начать. Танцевать я толком не умел, что ж — пригласить ее на танец, оттоптать ей ноги, а потом объясниться в любви? Посуди сама, куда это годилось. Я не сводил взгляда с каштановой косы в толпе и ждал подходящего момента. Настроение у всех было прекрасное. Бойко шла торговля у трактирщика, наши гости развлекались среди елок, музыканты явно не жалели о своем отказе от картофельного салата, играли они с большим подъемом, Герберт сидел в комнате Союза и подводил баланс — а я все колебался. Примерно в полдесятого я выпил еще кружку пива, чтобы унять сердцебиение, и тут погас свет.

Ах, вырвалось у Андреа.

Да, продолжает Арно, после минутного замешательства поднимается несусветный крик, столы опрокидываются, посуда бьется, говорю тебе, хаос поднялся невообразимый, ты только представь себе, такая праздничная обстановка и вдруг — полный мрак. Я как раз стоял недалеко от дверей, сквозь толпу я протиснулся к выходу, нащупал кабель и, пропустив его через ладонь, шел и шел по нему, пока не обнаружил место поломки. Кто-то сыграл с нами шутку: просто вытащил вилку из розетки — и готово. Я сделал обратное и с удовлетворением услышал многоголосый крик, которым в зале встретили свет. Музыканты тут же заиграли быстрый фокстрот, вечер продолжался. С легким сердцем я поспешил назад и в пивном зале очутился в объятиях Герберта, героя дня, он уже все подсчитал и установил, что танцы следует повторить через пару недель и необходимая нам сумма будет собрана. Прежде чем он успел растолковать мне все это, свет в зале снова погас.

Все, сказал Герберт, этому пора положить конец, когда к нам снова соберется народ, никаких неожиданностей быть не должно. Нужно и впредь, и сейчас выставить дежурных. Я ответил «да». Не подозревая, что из-за этого потеряю Рику. Сначала я помог распределить дежурных, ребят постарше уговорить не удалось, козлами отпущения стали те, кто был помоложе, все, кто не умел танцевать. Да и что нам было делать в зале. Все получилось само собой, споров не возникало, как и я, каждый сказал «да». Через пару минут я уже стоял у мельницы над клокочущей водой; поставив ногу на доверенное мне соединение в проводах, я воинственно огляделся. Конечно, сюда никто не пришел, дежурить здесь было ни к чему, музыки слышно не было, а свет доходил до меня лишь слабым мерцанием с северного края погруженной в темноту деревни. Рика была далеко, очень далеко. А парни из Каупитцева, которых мы подозревали в хулиганстве, — их словно ветром сдуло, кругом не слышно было ни шороха…

А дальше? — спрашивает Андреа, подобрав пряничные крошки, дальше-то что?