Новость

Да нет же. Никто не хочет ссориться. И никогда они не ссорились, уж Лессиг следил, чтобы этого не было. Даже в самый первый вечер, где же это было? Правильно, на карнавале у медиков. Боже мой, что там творилось! То ли кабаре, то ли ночной бар, очень весело было в этой обычно трезвой как стеклышко студенческой столовой, вино лилось пусть не рекой, но все-таки лилось. Даже Лессиг, осторожный Лессиг, не швыряющий деньгами, был в порядке исключения заражен общим весельем. Он позволил себе бокал шампанского, потом еще один, потом сразу два, но в это время рядом с ним сидела Эльфи, тогда еще Эльфрида, сидела, смущенная громкой репликой Лессига: ну что ж, и такое бывает! Из упрямства и чтобы не одалживаться у такого типа она открыла дешевую бархатную сумочку, выложила на стол свои последние пять марок и тоже заказала шампанское. Два бокала! Они пили, и очки Лессига отливали то красным, то зеленым, смотря по тому, какой фонарик в них отражался. Потом они танцевали, столковавшись на имени Эльфи, шли поздно ночью (или утром) по гулким улицам, целовались под окном общежития, где жила Эльфи, и, когда Лессиг попытался пойти чуть дальше поцелуев, она пожала плечами — слабый намек на серьезное сопротивление в такую в общем-то пьяно-блаженную ночь. Но Лессиг оставался на высоте и в более серьезных ситуациях, поэтому он тут же извинился, казалось нисколько не смутившись и не обидевшись. Ну что ж, и они продолжали болтать всякую чушь. Вот, собственно говоря, и все.

Хорошее время, говорит Лессиг, его не воротишь. И балы у медиков теперь, наверное, не такие, как раньше. И он прибавляет, спохватившись, не зашел ли слишком далеко: тогда было очень холодно, ты помнишь?

Эльфи не помнит. Но наверное, так оно и было. Время карнавала — февраль, да и Лессиг почти никогда не ошибается. Тут уж на него можно положиться. У него вообще было много достоинств, у этого Лессига, и, когда слепая судьба забросила Эльфи в одну с ним семинарскую группу, она научилась их ценить. Маленькая и робкая, бледная, с тонкими волосами, она оказалась среди молодых людей, которые знали друг друга три года, но держались так, словно были вместе по меньшей мере лет тридцать. И Лессиг, который как чумы боялся любой неловкости, у которого чуть ли не начинались колики, когда он видел других в смущении, сыграл тут же роль «maître de plaisir»[4], он представил всем Эльфи, сказав подходящую фразу. Вообще он взял Эльфи под свое покровительство, следил за тем, чтобы она стала в их группе своей. Ну, а больше ничего не было. Он играл роль старшего брата, какими их описывают в старых сказках: умного, немного снисходительного, правда, самую малость, чтобы не сразу бросалось в глаза, в остальном же весьма делового. Он мог ей сказать: у тебя нижняя юбка видна, вполне мог.

Почему я никогда не дружила с девочками? — думает Эльфи, помешивая свой грог. Но вопрос этот повисает в воздухе, ответа тут нет. Даже если бы он был, Лессиг не даст ей ничего сказать, потому что сейчас он пытается подозвать кельнера. Настойчиво и вместе с тем терпеливо, с уверенностью солидного мужчины, который может оставаться незаметным, даже когда обращает на себя внимание.

А ты, спрашивает Эльфи, стараясь на замечать, как Лессиг сверкает стеклами очков, поднимает подбородок и поправляет манжеты. А ты? И Лессиг вновь обескуражен. Его нельзя перебивать, это приводит его в замешательство. Застигнутый врасплох, он вынужден откровенно признаться: я все еще там. На той же работе.

Но это совсем разные вещи. Когда Эльфи говорит, что она все еще в деревне, и когда Лессиг говорит, что он все еще на прежнем месте, — это вовсе не одно и то же. Это только на первый взгляд совпадение. Но вот наконец и кельнер. Еще два грога, пожалуйста, но с ромом!

Не надо! — говорит Эльфи, в семь часов у меня поезд, а потом еще полчаса на мопеде, в такую темень, да и погода скверная, как я доберусь?

Что заказано, то заказано, говорит Лессиг, и такое невнимание к доводам собеседника плохо с ним вяжется, но, наверное, он решил пропустить ее слова мимо ушей — это на него больше похоже. Принимай вещи такими, какие они есть, — был один из его советов. Не волнуйся постоянно из-за лекций, многочисленных собраний и мало ли еще из-за чего. Только начни — и уже не остановишься. Все равно ничего не изменишь, тебе же будет хуже, колики заработаешь и морщины на лбу, и желчь разольется. Изменить что-нибудь можно только спокойствием и умом, ну и не без некоторой доли хитрости вдобавок.

Это звучало весьма разумно. Только Эльфи так не могла, она все время возражала, вмешивалась, стучала кулаком по столу, действовала на нервы, так что стала неугодной многим. Собственно говоря, это и была причина того, что ее не долго думая перевели из прежней семинарской группы в новую. Может быть, здесь все сложится благополучнее, она врастет в коллектив и перестанет ершиться. Ведь там же был Лессиг, этот умелец сглаживать острые углы.