Новости со всех концов света

– Мне нет никакого дела до того, откуда она явилась и кто такая, – вцепившись обеими руками в веревочную ручку ведра, сердито заявила женщина. – Пусть даже готтентот или сама Лола Монтес. Главное, что она демонстрировала свои прелести, словно бесстыдная далласская шлюха.

Капитан Кидд вывел Джоанну на берег и строго заявил:

– Я везу девочку к родственникам, согласно контракту с агентом по делам индейцев Сэмюелем Хэммондом из Форт-Стилла. Выполняю официальное правительственное поручение Военного ведомства.

Стоя по щиколотку в зеленой воде Боске-ривер, Джоанна всхлипнула и прижалась к защитнику, а капитан продолжил:

– В шесть лет ее жестоко оторвали от матери, а родителям тут же, на глазах у дочери, размозжили головы. Голодная и избитая, малышка даже забыла родной язык и присущую цивилизованным людям скромность. Страдания ее не поддаются описанию.

Блюстительница порядка надолго умолкла, а потом заключила:

– Ясно. Но девочку необходимо исправить, насильно внушив правила приличного поведения.

Джоанна стояла, закрыв глаза ладонями, и думала о своей маме-кайова по имени Пестрая Утка. Представляла мамин смех, когда они плескались в прозрачной речке Кэш-Крик в горах Уичито и с восторженным визгом плюхались в воду. А далеко на склоне горы группа молодых людей поддерживала веселье барабанным боем. Четыре-пять девочек с украшенными алыми бусами волосами невинно купались в чистом потоке. Сейчас Джоанна плакала от тоски по маме, сестрам, речке и горам. Плакала странными взрослыми слезами, низко склонив голову. В этот миг все ужасные потери навалились тяжким, гнетущим грузом.

– Мне очень жаль это слышать, – призналась женщина совсем другим, мягким голосом, а спустя мгновение склонилась к девочке и повторила: – Дорогая, мне очень-очень жаль.

– Оставьте ребенка в покое, – потребовал капитан Кидд ледяным тоном. Приподнял шляпу и взял Джоанну за руку. – А если считаете себя добродетельной христианкой, то постарайтесь найти девочке приличную одежду и обувь, чтобы ей было в чем продолжить путь.

Они вернулись в мастерскую. В сапогах у капитана хлюпала вода, а насквозь мокрая, босая, укрытая грубым одеялом Джоанна дрожала от обиды, горя и отчаяния.

К восьми часам вечера в Дюране уже стемнело, и капитан позаботился о том, чтобы Джоанна устроилась в повозке в ночной рубашке и с зажженным фонарем. Она сидела, завернувшись в мексиканское одеяло, которое считала надежным убежищем, и, тихо напевая медленный спокойный мотив, подшивала обтрепанный край серого шерстяного пледа. Испачканную кровью рубашку капитана она замочила в соленой воде. Сам же он спрятался в пустом стойле, снял мокрые сапоги и шпоры, надел парадный костюм, приличные ботинки и тщательно побрился.

– Bekkin, – проговорила девочка, когда он вернулся. – Haina bekkin.

– Как ты проницательна, – заметил капитан. – Я действительно собираюсь вернуться с беконом. – Он сунул под мышку портфель. – Ошеломлю горожан потрясающе познавательными статьями о готтентотах, Лоле Монтес и железных дорогах штата Иллинойс. В порыве благодарности они осыплют меня серебром и золотом, так что сможем купить не только бекон, но и яйца. Роскошь, не правда ли? Завтра утром отправимся по местным магазинам.

Склонив голову, он нежно посмотрел на подопечную. Выяснилось, что храбрая маленькая воительница иногда ударяется в слезы, но потом снова наполняется энергией и даже готова смеяться. Да, таковы дети. Пусть же она и впредь сохранит чудесную способность быстро забывать обиды. Капитан повязал черный аскотский галстук и застегнул манжеты. Джоанна не просто улыбнулась, но, желая подчеркнуть улыбку, даже слегка приподняла светлые брови. В свете фонаря веснушки казались темными.

Хотелось поцеловать ее в щеку, но капитан не знал, приняты ли у кайова поцелуи, а если так, допустимо ли дедушке поцеловать внучку. Угадать невозможно: чужая культура всегда напоминает минное поле. Поэтому капитан Кидд ограничился легким движением руки.

– Сиди и жди.

Глава 15

Универмаг рано заполнился людьми. Как положено, у входа стоял сержант армии Соединенных Штатов в синем мундире и требовал, чтобы каждый мужчина распахнул пальто и показал, что не вооружен. Предосторожность вовсе не напрасная: некоторые пришли не с пустыми руками. Иметь оружие запрещалось, однако сержант не произносил ни слова, а просто кивал в сторону скамейки. Когда помещение заполнилось, в импровизированном хранилище собралось семь-восемь револьверов и маленький двухзарядный пистолет.