Новости со всех концов света

Капитан Кидд направил дуло револьвера в окно. Вода отбрасывала на лицо синие тени. Выдаст ли его Джоанна? Окликнет ли молодого пленника и его товарищей, которые прятались где-то неподалеку, на скале? Станет ли эта ночь для него последней? Ведь ей так хотелось вернуться в племя кайова, к привычной, ставшей родной жизни. К людям, которых она считала своими, чьи боги стали ее богами.

Капитан обернулся, заглянул в голубые глаза. Девочка положила ладонь на его руку и коротко покачала головой. Спустя мгновение с дуба один за другим спрыгнули еще три человека, точно так же потревожив покой воды, и поплыли к берегу. Бесшумные движения кайова. Тихое бормотание. А потом все четверо исчезли.

Возможно, двое в хижине только что чудом избежали смерти: смерти от стрелы, от красоты, от ночи.

И они отправились дальше на юг, в Кастровилл. Проехали через Фредериксбург – маленький, затерянный среди холмов городок: осажденный, нервный, не способный защититься. Население почти целиком состояло из немцев. Капитану приходилось слышать, как эту крошечную частицу Германии называли Фриц-тауном. Широкая главная улица позволяла проехать рядом трем-четырем экипажам и словно приглашала всадников скакать галопом и стрелять направо и налево.

Вечернее солнце медленно и беззвучно проливало на главную улицу красный свет. Показались огни отеля, под копытами Фэнси взметнулась пыль. Как обычно, капитан снял две комнаты, а также оплатил ванны и стирку. Услышав от хозяина отеля имена нового постояльца и его маленькой спутницы, вокруг зеленой повозки тут же собрались любопытные. Еще бы: девочка была той самой Джоанной Леонбергер, которую выкупили из индейского плена за немецкие серебряные монеты. О серебре жителям города рассказал дед Бьянки Бабб, тоже недавно вернувший внучку с индейской территории. Земляки, в свою очередь, предупредили его о странностях похищенных детей. О том, что те не любят белых людей и даже, возможно, принимают какие-то таинственные снадобья, из-за чего взгляд у них становится стеклянным.

Капитан предложил почитать газеты, хотя понимал, что слушателей соберется очень мало: немногие жители города настолько хорошо знали английский язык, чтобы воспринимать текст на слух. Да и вообще здесь слабо представляли скрытый за холмами мир и понятия не имели, какие события происходят в далеких странах. И все-таки выступление помогло бы Джоанне немного освоиться среди людей, поскольку ей предстояло сидеть у двери и собирать монеты. Чем меньше народу придет, тем лучше: сегодняшнее чтение носило тренировочный характер. Капитан развесил объявления и получил разрешение выступить в церкви. Спросил, сможет ли кузнец починить обод на колесе, но услышал, что городского кузнеца недавно убили по дороге в Керрвилл.

В комнате у Джоанны они поужинали каким-то немецким блюдом, состоявшим из лапши, мелко порезанной баранины и сливочного соуса. Пойти с девочкой в ресторан капитан все еще боялся из-за ее непредсказуемых манер. Однако Джоанна удивила: аккуратно разложив на коленях салфетку, старательно работала вилкой и ловко отправляла еду прямо в рот.

– Чоенна холошо?

– Думаю, нормально, – сдержанно одобрил капитан Кидд.

Она с шумом втянула в рот лапшу, так что хвостик шлепнул по носу.

– Джоанна!

Девочка рассмеялась так искренне и весело, что на глазах выступили слезы, а потом убрала с лица волосы и снова принялась за еду. Вскоре капитан сдался: отказался от намерения держаться строго и позволил себе просто насладиться ужином. Давно не приходилось есть что-нибудь хорошо приготовленное, а уж тем более приготовленное с молоком или сливками.

– Часы, – напомнила Джоанна.

Он достал часы из кармана и открыл.

– Через тридцать минут, – пояснил, показывая циферблат. – Начало в семь.

– Это когда маленький на семь, а большой тут, на двенадцать?

– Верно, дорогая, – ответил капитан. Дал ей в руки полотенце, вывел в коридор и показал в сторону ванной. – Иди, умойся.

В Народной церкви, служившей одновременно храмом, залом для собраний, а при необходимости даже фортом, капитан Кидд посадил Джоанну возле двери, а рядом на тумбу поставил банку из-под краски.

– Монеты, – произнес внятно и поднял руку. – Сиди здесь. – Вышел на улицу, тут же вернулся, сделал вид, что видит ее впервые, и спросил: – Десять центов?

Девочка сразу поняла и ткнула пальцем в банку.

– Монета! – проговорила она строго, уверенно.

В тот вечер капитан читал газеты Восточного побережья, а Джоанна так серьезно и ответственно исполняла обязанности казначея, словно ждала этого момента всю жизнь. Маленькая девочка в клетчатом платье, с ровными белыми зубами и заплетенными в косы золотыми волосами встречала каждого входившего пристальным взглядом голубых глаз, указывала на банку и строго напоминала:

– Монета. Десять центов.

Внезапно из глубины памяти всплыло еще одно немецкое слово: стоило кому-то пройти мимо, не заметив ее, как она громко окликала:

– Achtung![7] Десять центов!