– Ничуть, сэр. Приходите в любое время, когда вам удобно. Если люди не захотят слушать, как вы читаете про нас, то скатертью дорога. Двери открыты, никого не держим.
Однако капитан Кидд никуда не пошел, а остался сидеть возле повозки. Около девяти по его охотничьим часам донесшийся из города шум сообщил, что, скорее всего, братья Хоррелл уже изрядно пьяны. Звуки музыки и крики долетали даже до озера, так что капитан просто наблюдал за окружающим миром и прислушивался. Ощущал запах табака. Следил за Пашой: конь отвлекся от важного дела – поедания травы. Поднял голову и посмотрел в ту сторону, где учуял сородичей, однако звать не стал. Капитан заметил огонек папиросы. Братья Хиггинс выполнили данное обещание охранять его и Джоанну. Очевидно, собирались дежурить ночь напролет, по очереди. Сам капитан Кидд даже не прилег: несколько часов просидел, прислонившись спиной к колесу, с револьвером в руке и еще до рассвета отправился в путь.
Глава 18
Они поехали на юг и наконец-то оказались в холмистом краю. Здесь стояла тишина. Капитан Кидд ехал верхом на Паше. Спину Фэнси под упряжью прикрыл подобием попоны из одеяла, а за пояс помимо револьвера сунул большой мясницкий нож. Теперь в случае нападения можно будет быстро посадить Джоанну на попону и перерезать упряжь, чтобы умная Фэнси унесла девочку подальше от опасности. Возможно, пока разбойники будут грабить повозку, им удастся уехать далеко.
Как правило, команчи нападали с севера: приходили со стороны Ред-ривер, по открытой засушливой местности вокруг Лампасаса. Пыль, которую поднимали лошади, распространялась на много миль вокруг, поэтому воинственное племя старалось держаться подальше от городов и фортов. На юге, среди холмов, не составляло труда найти укрытие и воду. К тому же разбросанные по местности фермы находились далеко друг от друга. Команчи не просто любили холмистый край: они испытывали животную страсть мародеров, ибо здесь можно было творить любые бесчинства, не опасаясь отпора со стороны военных.
Долина за долиной, гребень за гребнем из-под колес повозки «Целебные воды» мир уходил за голубой горизонт. На вершинах капитан Кидд старался держаться у края дороги, чтобы никто не смог его заметить. То и дело останавливался и проводил в неподвижности по пятнадцать – двадцать минут, присматриваясь и прислушиваясь в поисках признаков жизни. Близкое соседство мародеров мог выдать даже сердитый лепет потревоженной белки. Полет грифов тоже сообщал об обстановке: траектория в виде туго закрученной спирали означала, что где-то неподалеку есть падаль – труп животного или человека; а внезапное резкое пикирование любопытных и жадных птиц подсказывало, что поблизости появилось что-то новое, необычное.
Джоанна тоже внимательно смотрела по сторонам. Не играла в «колыбель для кошки», не пыталась сочинять наивные английские фразы. Даже надела ненавистные башмаки и положила у ног дробовик. Капитан тоже проявил осторожность: зная, что табачный дым далеко распространяется по округе, ни разу не закурил любимую трубку, зато постоянно принюхивался, не принесет ли ветер запах чужого табака. Напрасно. Ветер окончательно стих. С вершин холмов капитан внимательно смотрел на верхушки деревьев по обе стороны дороги – виргинских и крупноплодных дубов, растущего в оврагах орешника гикори – поскольку в безветрие любое движение предупредило бы о постороннем присутствии. Но ничего заслуживающего внимания не происходило, поэтому повозка «Целебные воды» продолжала путь.
Капитан держал в руке поводья Фэнси. Стоянку покинули рано утром, когда звезды указывали направление с востока на запад. Время от времени попадались брошенные фермы и маленькие хижины с каменными ограждениями; некоторые были сожжены до основания.
К северу от реки Льяно возвышались горы из красного и розового гранита, а в долинах покачивались красные метелки лиатриса, синели поляны голубого люпина, светились желтые огни ратибиды колоновидной, чаще называемой мексиканской шляпой. В холмистый край пришла пора цветения. На радость лошадям, вокруг росла свежая трава и пробивался нежный мох – любимая пища белохвостых оленей. По ночам приходил кольцехвостый опоссум с шестнадцатью полосами на хвосте, ушами, как у летучей мыши, и глазами размером с конский каштан, осторожно поднимал с земли просыпанные лошадьми зерна кукурузы и лапками, совсем по-человечески, отправлял в рот. А потом зверек бесстрашно устраивался на краю освещенного костром пространства, и Джоанна нежно признавалась ему в любви на языке кайова.