Новые байки со «скорой», или Козлы и хроники

Ну, это кто как, но лично я испытываю острый приступ юмора. Особенно когда немножко погодя о таком же предприятии слыхаю, где прибыля без устали не покладают: «Трудящые, простите — трудящыесеся, собралися здесь из-за того, чтобы выразить акцию протеста, в довершение которого представители от профсоюзов отплясывали трипака, простите — гопака…»

Опять-таки кто как, ну а я после этого уже не удивляюсь, что жизнь у нас в стране никак не вытанцовывается.

Но зато меня другое по сей день до ужаса смешит. До сих пор меня от души упреки забавляют, что я-де ихний, простите — ихиневый русский язык, великий и матюгучий, вот именно что лично я его уродую. А вот те самые персонажи, которые экономический эффект наносят, а после трипака выплясывают, вот они-то шибче всякого культуру жизни понимают…

Так я же и не спорю. Здесь же кто бы спорил, а я ж таки смеюсь. Ну принято у нас так, принято, что те, которые наносят, что именно они остальных всех жизни поучают. И правильно у нас так принято, потому что в нашей жизни они всегда лучше всех устраиваются, будто бы она для них одних и создана.

Давеча меня пригласили в клубе почитать. Вот как раз для одних таких меня пошутить как бы попросили. В заведении с претензиями. Чувство юмора — оно ж у нас престижно.

Ладно, я им для затравки хохмочки попроще запустил. Вроде бы на злобу дня. «Из хорошо коррумпированных источников» тема называется… Я-то запустил, а они сидят как на партсобрании. А один из них с во-о-от такой претензией из зала заявляет: «Эти новости, — навороченный товарищ говорит, — мы уже вчера в телевизоре слыхали, а сегодня — ты сегодня нас конкретно типа как за жизнь давай повесели!..»

Повеселил… Отшутился, как отмучился, мне не привыкать. Не первый раз живу на этом свете. Да и имя Михаил — на Руси имя сатирическое: Салтыков-Щедрин, Булгаков, Зощенко, Задорнов, Жванецкий, Горбачев…

Ну да о политике я всё равно не буду.

Я вам лучше о трамвае расскажу, даром что не в тему. Зато о трамвае — о трамвае это популярно, у нас об этом кто только чего не сочинял. Даже я — я вот тоже как-то раз на смешном трамвае ехал. По своим писательским делам от родимой от Сенной на дальнюю на Ржевку путешествовал. Знаете — а там, оказывается, тоже люди проживают…

Поехал я туда. Вы мне не поверите, но трамвай сейчас же подошел. Причем почти пустой, вагончик чистенький, мягкие сиденья почему-то не изрезаны… Это еще не смешно — это редко, но случается, но очень-очень редко. Я и сам было подумал, к чему бы это всё, но в итоге всё-таки поехал.

Сел я у окошка на весеннем солнышке, сам себе сижу, по сторонам поглядываю. Рядышком две пацанки-малолетки о своем, о девичьем разговоры матом разговаривают. Не ругаются матом, а разговаривают им. И через слово в их беседе животворящий орган из трёх букв фигурирует. Мужской половой член в его натуральном матерном эквиваленте.

А со мной на остановке старичок вошел. Бодрячок такой: живенький дедок, энергический, только тараканистый немножко. Он, прежде чем садиться, он грязным носовым платком сиденье протер, а после на соседнее уселся. Одно сиденье он своею ветошкой засморканной измазал, а после на другое сел и тут же с ходу в девичью беседу вклинился.

— Доченьки, — интересно старичонке стало, — деточки, — живчик их с ехидцей вопрошает, — да вы этого-то, — говорит, — того, трёхбуквенного, — наяву-то вы его хоть разочек видели?

Деткам нет бы как-нибудь попроще отругнуться, но они сперва глаза потупили, затем обе губки бантиком сложили, а потом одна из них так скромненько:

— Дедушка, — ласково ему девчушка отвечает, — старенький ты наш, — говорит она ему жалеючи, — да ежели б их всех, которые на три буквы называются, вот если бы всех их, которые во мне перебывали, тебе, дедуля, на спину навесить — да ты бы ежиком бы стал, козел ты геморройный!

А вторая девушка такое завернула, что даже я не сразу разобрался, как это старик тут же между остановками не вышел и куда послали не пошел.

Но то ли шутканутый дедушка назло непониматливым прикинулся, то ли он по доброте душевной ни на что всерьез не реагировал. Он в ответ им только со значением высморкался, по привычке ветошкой утерся и поближе к двум старушкам пересел.

Ну, знаете — такие социально незащищенные бабушки с авоськами. С твердокопченой колбасою палками и прочим мелким оптом. Но такие они все незащищенные и социальные, что промеж себя о реформаторах хлеще тех пацанок выражаются.

Поэтому о политике я всё-таки не буду. Неприлично как-то, ну ее, лучше пусть ее старушки в розницу и оптом разбирают. На здоровье, лишь бы впрок пошло, я же всё равно не спорю.

Всё-то раньше у старушек лучше было: в очереди можно было с утра до вечера стоять, безо всякой гласной демократии сколько хочешь сплетничать… а теперича у них без очередей только безработица сплошная и бордель кругом… а приличного исподнего днем с огнем не купишь, потому как всюду срам один в кружавчиках…