Новые безделки: Сборник к 60-летию В. Э. Вацуро

В литературных страстях и пристрастиях 1810–1820-х годов А. С. Пушкин разбирался с легкостью, несмотря на юный возраст, и в отношениях к писателям-современникам имел подчас свои собственные, не совпадающие с друзьями симпатии и антипатии. Что касается князя Шаликова, то у А. С. Пушкина, кроме представления о нем Вяземского и Батюшкова, были еще и рассказы дяди В. Л. Пушкина, которого связывала с Шаликовым многолетняя дружба. Конечно, и В. Л. Пушкин посмеивался над экзальтированными любовными нежностями в стихах своего приятеля, но уважал в нем сверстника-поэта, «союзника», с которым вместе сражались под знаменем Карамзина. Несомненно, В. Л. Пушкин давал племяннику издания Шаликова, и А. С. Пушкин читал что-то из его сочинений.

В «Послании к цензору» 1822 года Пушкин, издеваясь над цензором A. С. Бируковым, упоминает многих своих современников-писателей, страдавших от цензуры или не пропущенных в печать. В числе их и B. Л. Пушкин с его «Опасным соседом». Рядом с ним упомянут Шаликов, в котором только глупый цензор может увидеть «вредного человека» (СС, II, 123).

В письмах из ссылки к П. А. Вяземскому, Л. С. Пушкину, А. А. Бестужеву А. С. Пушкин неоднократно вспоминает князя Шаликова. Он для него и иронический символ любовных излияний[530], и поэт, разыгрывающий в стихах «невинность» в угоду «прекрасному полу»[531]. Эти иронические замечания вовсе не означают враждебности.

В письме к Вяземскому от 14 октября 1823 года по поводу цензурных искажений в «Кавказском пленнике» Пушкин просит напечатать первую строку предпоследней строфы следующим образом:

Все понял он… Прощальным взором

Это многоточие, которого нет в последующих изданиях поэмы[532], потерялось, а Пушкин придавал ему в 1823 году какое-то значение, предлагая поставить «несколько точек, в роде Шаликова»[533]. Как видим, Пушкин читал Шаликова, часто прибегавшего к подобным многоточиям, и даже в своем поэтическом синтаксисе хотел воспользоваться шаликовским приемом.

В Михайловском, работая над первыми главами «Евгения Онегина», Пушкин часто в письмах отпускал острые иронические шутки иногда даже и не совсем в подходящих ситуациях. Зимой 1824 года умерла его тетка Анна Львовна, сестра В. Л. Пушкина. А. Л. Пушкина оставила по завещанию некоторую сумму Ольге Сергеевне Пушкиной. А. С. Пушкин, поздравляя сестру с этом приобретением, пишет: «Au vrai j’ai toujours aim'e ma pauvre tante et je suis fach'e que Chalikof ait piss'e sur son tombeau»[534]. Пушкин, очевидно, прочел в «Дамском журнале» весьма неудачное послание князя Шаликова «К Василию Львовичу Пушкину. На кончину сестры его, Анны Львовны Пушкиной», где были следующие слова:

Брат лучший, лучшую утративший сестру!
Я знаю, слез, тобой струимых, не сотру…[535]

Посмеяться над неудачным эпитетом к традиционно сентиментальному слову «слезы» Пушкин, конечно, не преминул. Но, как видим, выходящий с начала 1823 года «Дамский журнал» князя Шаликова он иногда читал. Последующие письма показывают, что сама идея издания журнала для женщин представлялась Пушкину «большой заслугой» Шаликова.

В сентябре 1824 года, готовя к печати первую главу «Евгения к Онегина», Пушкин, как известно, приложил к ней в качестве предисловия «Разговор книгопродавца с поэтом». В этой первой редакции «Разговора…» на призыв Книгопродавца писать для женщин Поэт отвечает:

Самолюбивые мечты,
Утехи юности безумной!
И я, средь бури жизни шумной,
Искал вниманья красоты.
Глаза прелестные читали
Меня с улыбкою любви;
Уста волшебные шептали
Мне звуки сладкие мои:
Но полно; в жертву им свободы
Мечтатель уж не принесет;
Пускай их Шаликов поет,
Любезный баловень природы.[536]

Как видим, Пушкин не только вполне серьезно говорит о Шаликове как о поэте любви, но не отказывает ему и в поэтическом таланте: «любезный баловень природы».

В более ранней редакции было:

Но полно! в жертву им свободы
Моя душа не принесет,
Пускай их Ш<аликов> поет
Роскошный

баловень природы.

(ПСС, II, 841)

Из писем к Вяземскому выясняется, что брат Пушкина, Лев Сергеевич, иронически относящийся к Шаликову, предлагал другой вариант: «…увидев у меня князя Шаликова, — пишет А. С. Пушкин, — он присоветовал мне заменить его Батюшковым, я было и послушался, да стало жаль, et j’ai remis bravement Chalikof! Это могу доказать черновою бумагою»[537]. Действительно, в зачеркнутых вариантах черновиков «Разговора…» есть строки:

Пускай их Б<атюшков> поет
Любезный баловень природы.