– Насколько? – В животе у Лоренцо возник и начал смерзаться ледяной ком.
– Нам придется выбирать: мать или ребенок.
Лоренцо окаменел. Страшный выбор. Жуткий даже…
– А сама Динч?
– Она в беспамятстве. Если не выбрать сейчас, умрут оба…
Лоренцо прикусил губу. Как тут выбрать? Вот как?! Если бы Динч могла… но решение придется принимать ему. Здесь и сейчас…
Решение… разговор с Мией…
Мия не колебалась бы, выбирая между собой и ребенком. Энцо был в этом уверен. А значит, и Динч.
– Ньор Рефелли, спасите ребенка. Умоляю. Динч мне никогда не простит, если она выживет, а малыш умрет.
Марио медленно кивнул. Он ожидал такого ответа. Но… это был не первый случай в его практике. И лекарь поспешил наверх.
Минута, две… Почему-то иногда минуты становятся длиннее часов. И вот – детский крик…
Энцо переглянулся с остальными мужчинами. Фредо вздохнул, налил вина себе, подвинул второй кубок племяннику.
– Залпом.
– Спасибо.
– Ты правильно выбрал, мальчик. Это страшно, но… ты поверь, если б я выбирал… я бы то же самое сделал. Иначе меня жена растерзала бы потом на кусочки.
Паскуале кивнул. Зеки-фрай сделал сложный жест рукой.
– Судьба. Кисмет…
Лоренцо вылил в себя вино, не ощутив ни вкуса, ни крепости, – и отправился наверх.
Динч лежала под покрывалом. Бледная, черты лица заострились, волосы слиплись от испарины, но именно сейчас, в смерти, она обрела красоту и тихое достоинство.
В руках у ньора Рефелли копошился, попискивал маленький комочек.
– Дан Феретти…
Судя по лицу, ньор Рефелли ожидал худшего. Но чего?
– Что случилось, ньор?
Неужели ребенок родился… с клыками? Или когтями? Или еще что-то?
Ньор Рефелли выдохнул – и протянул Лоренцо ребенка. Тот взял маленький сверток. Такой хрупкий… страшно даже представить… и из свертка на него взглянули угольно-черные глаза. И орлиный нос, и черные, словно смоль, волосы…
Если это его ребенок… нет, вряд ли!
– Значит, она все же это сделала. – Зеки-фрай вздохнул рядом. Когда он только успел подняться наверх…
– Что сделала?
– Динч не могла забеременеть от тебя, как ни старалась. И решила попробовать один раз с кем-то другим… ну и, видимо, вот.
Лоренцо посмотрел на мертвую женщину. На малыша. Снова на Динч.
– Ньор Рефелли, вы же подтвердите в магистрате, что это мой ребенок? Дженнаро Феретти. Дан Дженнаро Феретти.
Марио молча поклонился. Такого благородства он не ожидал. Не ожидала его и Мария, которая вытирала слезы за ширмой. Останься Динч жива, за обман Мария сама свернула бы ей тощую шею. Но… она умерла, ребенок жив, и Лоренцо мог сделать с ним что угодно. Выкинуть в канаву. Сдать в приют, отдать монахам, нищим, на усыновление или просто убить… он не обязан давать свое имя чужой крови. Но все же…
Он это сделал. И не просто дал имя – усыновил.
Мальчик не просто вырос. Не просто стал мужчиной. Он настоящий человек.
К Мие Лоренцо смог попасть только спустя сутки. До магистрата – и то едва добрался…
Сил просто не было. Упасть – и уснуть.
Даже похороны состоялись без него. Их взял на себя Паскуале, решив, что так будет проще и лучше. Племянник молодец и умница, но ему и так тяжело пришлось. А потому…
Кормилица, нянька, достойное погребение, письмо Маньяни…
Пусть Лоренцо хоть немного отдохнет.
Глава 7
– Милый, родной, любимый…
– Обожаемая моя, любимая… Ческа…
Два тела сплетались на кровати в любовной игре. Франческа старалась как могла, извивалась, имитировала страсть, сыпала признаниями…
Пока был жив Филиппо Третий, шансов у нее не было. Но сейчас…
– Как я мечтаю родить от тебя ребенка!
– Ческа, милая… может быть, потом…
– Впрочем, скоро у тебя будет ребенок. Это так чудесно, милый! Дети… они такие милые…
Как-то сложно было описывать малышей. Эданна Вилецци искренне считала, что от них одни проблемы. Они орут, гадят, они вообще… что такое ребенок? Радость и счастье?
Вот и неправда ваша! Ческа точно знала, что ребенок – это гадкая и мерзкая личинка человека. Сначала она растет внутри, высасывая все хорошее из матери… достаточно на королеву посмотреть – жуть жуткая…
Потом его надо кормить… хорошо, есть кормилицы и знатной даме не надо портить грудь, но все равно – гадость, гадость, ГАДОСТЬ!!! И жди, пока оно созреет, поумнеет… и когда еще это произойдет?[6]
Отвратительно… да и что там вырастет? Вдруг вот такой Филиппо? Дурак дураком, только и того, что король?
– Да, – расплылся в улыбке Филиппо.
– Обещаю, я буду любить его! Это будет твой сыночек… твоя кровиночка… ты же разрешишь мне с ним играть?
Филиппо нахмурился.