Новые гладиаторы

Ориентируясь на зов джунглей, я на ощупь бреду к двери и пытаюсь открыть ее ключом. Как и следовало ожидать, он не работает. Все, кранты! Замуровали, демоны. На нас даже газа тратить не нужно. В случае ликвидации Колизея достаточно просто повернуть главный рубильник в положение «выкл» и разъезжаться по домам. А мы тут, внизу, уже сами передохнем без воздуха, питья и еды. Вентиляция-то тоже от электричества работает. Найдут нас потомки через триста лет хорошо сохранившимися, мумифицированными и будут гадать, какого хрена мы сидели в этом подземелье.

«Наверняка это связано с какими-то храмовыми праздниками, которые были в ходу у здешних жителей в конце двадцатого века. А теперь, господа экскурсанты, пройдем дальше».

Сколько продолжалось это светопреставление, сказать трудно. В темноте время течет по иным законам. Наконец вспыхнули лампы.

Проморгавшись, я сразу открываю дверь в коридор и подпираю ее гантелей, чтобы не захлопнулась. Если свет снова погаснет, у меня в келье хоть воздуха больше будет. Лампы в коридоре горят неровно. Что там, наверху, случилось?

Я на всякий случай беру медицинскую сумку и нарочито спокойно иду к Лехиной камере.

– Что за байда? – вместо приветствия спрашивает меня Краб.

– Хрен его знает. Я тебя на всякий случай отомкну, пока электричество есть. Ты под дверь какой-нибудь ботинок подложи, чтобы не распахивалась, но и открыть можно было бы в любой момент.

Только я успеваю вернуться к себе, из динамика над дверью голос:

– Доктор, с инструментами к лифту!

Ого, надо же – «доктор». Так меня тут еще ни разу не называли. Что там у них стряслось?

Наверху меня встречает старый знакомый по прозвищу Петросян. Пистолет у него в кобуре, которая расстегнута. Но, судя по всему, сейчас он меня воспринимает больше как человека, от которого зависит что-то важное. Даже подошел почти вплотную, чего в прошлый раз не делал. Брат Митька, что ли, снова помирает?

Сегодня здесь, наверху, как-то зябко. Или мне так кажется после теплого подземелья? Хотя вроде в прошлый раз я не мерз.

Мы снова идем стеклянными переходами к медицинскому блоку. На улице вроде день, но пасмурно и метет. Явно становится холоднее. Неужто у них мазут в котельной закончился? Вдали слышен вой и крики. Мимо поспешают быстрым шагом несколько охранников, ведомые растрепанной теткой.

– Ой, скорей! Девчонок в прачечной придавило.

В ответ на мой вопросительный взгляд Петросян зло и растерянно взмахивает рукой. Смысл этого жеста вполне понятен. Мол, приплыли! Вопрос в том, куда именно?

– Лавина, – говорит конвоир чуть в сторону, избегая моего взгляда. – Давай быстрей. Там ребят побило.

В бильярдном зале возле банного комплекса целый походный лазарет. С десяток людей обоего пола лежат прямо на бильярдных столах. Одежда на них порвана, покрыта строительной пылью и кровью.

Коренастый мужчина часто и громко орет. Ноги ниже колен у него превращены в кровавое месиво. Сукно бильярдного стола под ним грязно-бурое. Лишь возле самых бортиков обивка сохранила чистый зеленый цвет, от которого вся эта кровавая грязь режет глаз еще больше.

Кресла у стен тоже заняты ранеными, в основном женщинами. Охранников четверо, включая Петросяна и исключая мужика, лежащего на столе.

При ближайшем рассмотрении этот орущий субъект оказывается тем самым квадратным полковником, которого я видел в свой предыдущий подъем. Причем орет он не от боли. Так кричат люди, у которых в результате черепно-мозговой травмы сильно поврежден головной мозг. Даже не учитывая его раздробленные ноги, он однозначно не жилец. А я-то думал, что начальник охраны помрет от апоплексии лет через десять, никак не раньше.

– Где его так?

– Лавина, – повторяет Петросян.

Ему явно хочется снять стресс, рассказать, как именно гражданин начальник попал под это природное явление, но усилием воли он сдерживается. Ну, еще бы. Болтун – находка для шпиона. Я ведь все-таки стою по другую сторону рва, разделяющего зрительный зал с ареной для боев.

– Давай всех в кабинет по очереди. Начнем с пациентов средней тяжести. Легкие подождут, а таким, как Виталий Петрович, помощь уже не понадобится.

– Нет, начнем с него! – твердо говорит Петросян.

Я пожимаю плечами, мол, хозяин-барин. Раз у тебя пушка на поясе – командуй.

– Тогда тащите его в лазарет.

В кабинете, несмотря на кафельные стены, теплей, чем в бильярдной, но все-таки довольно холодно. Наверное, лавина снесла котельную.

Пока охранники разрезают одежду и обмывают раздробленные конечности, я достаю инструментарий. Полковник по-прежнему кричит с периодичностью и силой аварийной сирены. При ближайшем рассмотрении выясняется, что его левая нога просто висит на кожаном лоскуте ниже колена.

Я формирую кожу под культю и ампутирую то, что не доделано природным катаклизмом. Правую ногу еще можно спасти. Я шинирую ее по кругу киями. Нормальных шин здесь нет.

Оно и понятно. Все это гнездо разврата настроено лишь на вкушение плотских удовольствий. Вот ежели триппер кто словит – дело другое. Угодить под лавину далеко не столь приятно.

Бойцы уносят полковника из кабинета.