Кроме Тимофея дали год «химии» и Монгушу-младшему за неосторожное причинение менее тяжких телесных повреждений. Оказалось, это он швырнул в Гену палкой. Хотя, по справедливости говоря, какое уж там неосторожное?
Можно подумать, дубину младший братец кинул просто так, чтобы посмотреть, куда она упадет. А палка – вот незадача! – угодила в Гека и поломала ему акромиальный конец ключицы. Да так, что потом пришлось оперативным путем фиксировать отломки.
Остальные участники нападения отделались условными сроками.
В институте Геку сотоварищи была объявлена благодарность в приказе. Тамошний комсомольский лидер даже хотел их рекомендовать для работы в райкоме. Однако приятели вежливо уклонились от этой чести.
Все участники давешней драки с той стороны были отчислены из института за аморальное поведение. Правда, деятельность антиалкогольного патруля ректор тоже на всякий случай прикрыл. Но к тому времени уже созрел исторический момент для освоения принципиально новых источников дохода.
Впрочем, творчества в этих источниках осталось минимум. Пришло время грубой силы. Заморское слово «рэкет» стало своим, заняло прочное место в лексиконе, используемом в новейшей российской истории. Мало кто заморачивался теперь со сложными схемами по типу «поляк приехал». К чему вся эта суета? Заскочили в кооперативный ресторан «Изба» на выезде из города, потрясли хозяина, собрали банкноты, высыпавшиеся из-за пазухи, и двинули на хауз. Потом уже и ездить не надо было. Коммерсанты сами отдавали часть выручки.
– Мы всегда придем к вам на выручку! – каламбурил Пашка. – Главное, чтобы она была хорошей.
А таких вот кормушек по новому времени развелось немало. Правда, и персон, желающих подкормиться, тоже оказалось предостаточно. Пашка в отсутствие Тима стал главным в группе. Но название за их бригадой так и осталось прежним – тимофеевские.
– У меня шовный материал кончился, – устало говорю я охранникам, вытирая с лица кровавый пот.
Он мой, а вот кровь, слава всемирному равновесию, пока чужая.
– Тащите еще. Да и шприцов прихватите.
– Да где ж мы возьмем? – озадаченно спрашивает один из двух охранников, которые робко толкутся на выходе из крохотной операционной.
Это наголо бритый парень с фигурой культуриста под тесно натянутым грязным форменным камуфляжем. В обычное время за малейшее пятнышко на одежде квадратный полковник послал бы его толчок драить. Но в сегодняшнем дурдоме трудно оставаться опрятным. Да и Виталий Петрович кричит теперь исключительно по причинам, далеким от воинской дисциплины.
У бодибилдера лицо обиженного младенца, розовые диатезные щеки в грязных потеках. Судя по кличке, которой парня здесь величают – Малыш, – коллеги тоже срисовали эту характерную особенность его образа.
– Не знаю. – Я равнодушно пожимаю плечами. – Только у меня уже все кончилось, сами видите.
Большой таз рядом со столом действительно уже полон доверху грязными шприцами, кровавым тряпьем и прочими атрибутами полевого госпиталя.
Спокойно, Ипполит, спокойно. Мне обязательно нужно спуститься вниз, да так, чтобы до лифта меня сопровождал один человек, а в комнате охраны за подвалом никто не следил. Для успешного осуществления данной идеи надо, чтобы инициатива исходила не от меня. Не дай бог заподозрят и лифт отключат. А если накроется запасной генератор, то никому отсюда вообще не выбраться. Думай, Малыш, думай.
Малыш думает, но не в ту сторону, какую мне надо. Он исчезает из помещения и минут через десять приносит моток крепкой капроновой нити. Такой обувь прошивают.
– Пойдет?
«Решение не верное», – телепатирую я ему, на словах же просто объясняю:
– Нет. Слишком толстая и нестерильная.
Хотя, по правде говоря, для полевых условий решение Малыша абсолютно верное. Какая тут на фиг стерильность! Но на людей, привыкших к современной медицине, слово «стерильность» действует почти магически.
– Да ладно! Водкой польем, и все дела, – неуверенно вступает в разговор второй охранник, худой жилистый тип.
По сравнению с Малышом он кажется тощим, но будь они соперниками на ринге, я бы крепко подумал, на кого ставить. У худого парня острое треугольное лицо с горбатым кавказским носом, набитые костяшки пальцев и легкость движений хорошо тренированного человека. В профиль, да с перьями в волосах будет вылитый индеец.
На операционном столе тяжело дышит еще один боец. У него полностью содран скальп и почти оторвана левая рука.
– Ну, если не боитесь заражения крови…
Знакомая с детства страшилка про такую вот беду работает практически на уровне подсознания.
– Кто это его так?
– Медведь, – машинально отвечает худой парень, думая над решением поставленной задачи. – А у вас там внизу тоже вроде кабинет есть? Может, оттуда принести?
– Какой там кабинет! Все у меня в номере хранится. Давно уже обещают полноценную операционную, да так и кормят завтраками, – сетую я.
Так хирург участковой больницы жалуется на нерадивого и вороватого главврача.