Новые и новейшие письма счастья (сборник)

Синоптическое

Все это скоро кончится: зима, рассветы в полдень, скользота, сугробы, и вечная, сводящая с ума, родная смесь бессилия и злобы, и недосып, и утренняя дрожь, и грязный транспорт – с давкой без единства, – и пакостная мысль, что хошь не хошь, а вытерпишь, поскольку здесь родился. Об этом, брат, написаны тома: в других краях меняется погода, а здесь полгода – русская зима, и страх перед зимой – еще полгода. Оглядываться в вечном мандраже, трястись перед пространством заоконным… Но, кажется, повеяло уже каким-то послабленьем беззаконным. В причины углубляться не решусь, но ясно, в чем на улицу ни выйди, что у зимы закончился ресурс поддерживать себя в суровом виде. Она опустошила закрома. Уже медведю капает в берлогу… Подчеркиваю: это все зима и никакой политики, ей-богу!

Почуялся какой-то перелом. Попутчики взглянули друг на друга, как будто их сейчас задел крылом беспечный ангел, следующий с юга. На миг забылась уличная стынь, и голый парк, и ледяная крупка, – повеяло естественным, простым, и стало ясно, как все это хрупко: и страх, и снег, и толстые пальто, и снежные, и каменные бабы… Циклическая жизнь имеет то простое преимущество хотя бы (тому порукой круглая земля, коловращеньем схожая с Россией), что где-то начиная с февраля все делается чуть переносимей. На всем пространстве средней полосы пройдет смягченье воздуха и быта: не будет страха высунуть носы на улицу, что снегом перекрыта; коварство чуть присыпанного льда прохожему внушить уже не сможет, что это жизнь, что будет так всегда, что век наш скудный так и будет дожит, и что любой, кто колет этот лед, пространство отвоевывая с бою, – проплаченный, ничтожный идиот, рискующий другими и собою. Удастся всеми легкими вздохнуть, от свитера освободивши тело… Нет, я не о политике, отнюдь. Политика давно мне надоела. Что проку – добавлять еще мазок в картину обоюдного позора? Могу я о природе хоть разок? Тем более, что скоро, скоро, скоро…

Конечно, как весну ни приукрась, она грозна и несводима к негам. Я знаю сам, что это будет грязь. Что все дерьмо, которое под снегом, запахнет так, что мама не горюй; что птичий гвалт не услаждает слуха; что кроме первых трав и вешних струй, на свете есть и слякоть, и разруха; что чуть поддастся снег, а хрусткий наст покроется незримой сетью трещин – как первая же оттепель предаст высокий строй, который ей завещан. Я слыхивал весенний первый гром. Я знаю – всем отплатится по вере: ведь зло не побеждается добром, а худшим злом (у нас по крайней мере). Но эта влажность! Эта череда словес о сладкой вольности гражданства! Кто раз вдохнул апреля, господа, тот все-таки уже не зря рождался. Мне тоже ведом этот дух свиной, навозный дух весенней черной жижи – но все-таки! Но хоть такой ценой! И это время ближе, ближе, ближе…

Я менее всего хочу прослыть фельетонистом, тянущим резину, и как мне вам, упрямым, объяснить, что это не про власти, а про зиму? Идите строем в красную звезду – борцы, сатрапы, русские, евреи…

А то, что вы имеете в виду, закончится значительно скорее.

Apocalypse now

Август 2009. Авария на Саяно-Шушенской ГЭС