Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху

Другой главный источник новой политики идентичности — это чувство незащищенности, обусловленное глобализацией, особенно ускоренной урбанизацией и параллельной экономикой. В значительной степени это может быть отнесено на счет неолиберального курса, осуществлявшегося в 19801990-х годах (макроэкономическая стабилизация, дерегулирование и приватизация), который фактически представлял собой ускорение процесса глобализации. Этот курс увеличил численность безработных, повысил уровень истощения ресурсов и неравенства доходов, привел к ускоренной урбанизации и усилил миграцию из деревни в город, а также из-за рубежа. Эти изменения в свою очередь подготовили среду для растущей криминализации и создания коррупционных сетей, сетей из участников черного рынка, торговцев оружием и наркотиками и т. д. В обществах, где государство контролировало значительные сегменты экономики и где не существует самоорганизующихся рыночных институтов, политика «структурной перестройки» или «перехода» фактически означает отсутствие всякого рода регулирования. Рынок сам по себе не означает появления новых автономных производственных предприятий; он означает коррупцию, спекуляцию и преступления. Новые группы теневых «бизнесменов», зачастую связанные с разлагающимся институциональным аппаратом посредством различных форм взяточничества и «инсайдерских» сделок, заняты своего рода первоначальным накоплением — расхищением земли и капитала. Они пользуются языком политики идентичности для выстраивания альянсов и легитимации своей деятельности. Часто эти сети связаны с войнами, например в Афганистане, Пакистане и больших частях Африки, и с дезинтеграцией военно-промышленного комплекса в результате холодной войны. Они нередко имеют транснациональный характер и участвуют в международном обороте незаконных товаров, иногда посредством связей в диаспоре.

Помимо этого, религиозные институты или гуманитарные организации, связанные с националистическими или религиозными партиями, нередко предоставляют единственную систему социальной защиты, которая доступна недавно прибывшим мигрантам из сельской местности или из других стран. Подобным образом, учитывая наличную экономическую политику, частью которой становится урезание социальных расходов, в том числе на образование, идет рост религиозных школ и общинных организаций.

Типичный феномен — новые молодежные банды, новые искатели приключений, добывающие средства на существование насилием или угрозами насилия, приобретающие излишки оружия на черном рынке или посредством разграбления военных складов; их власть либо основана на партикулярист-ских сетях, либо они с помощью партикулярист-ских притязаний стремятся добиться авторитета. Эти сети могут включать в себя боевиков Закавказья, которые захватывают заложников, чтобы обменять их на еду, оружие, деньги, других заложников и даже тела погибших, мафиозные круги в России, новых казаков, которые обрядились в казацкую униформу для того, чтобы «защищать» русскую диаспору в ближнем зарубежье, группы ополченцев-националистов из числа неработающей молодежи в Западной Украине или Западной Герцеговине. Все эти группы подпитываются, подобно стервятникам, за счет останков теряющего целостность государства и за счет фрустраций и негодования бедняков и безработных. Такую же породу беспокойных политических авантюристов можно обнаружить в зонах конфликта в Африке и Южной Азии25.