Новые идеи в философии. Сборник номер 3

Наконец, и эмпириокритицизм, благодаря тому же смешению, приходит к подчиненно логики и логического содержания познания психологически-биологическому предписание экономии мышления или возможно наименьшей затраты умственных сил. Это предписание имеет, действительно, фундаментальное значение в сфере методологии научного исследования, в сфере конкретных стараний человеческого ума добиться наиболее адекватных, простых и всеобъемлющих знаний. «Безусловно, большим научным значением обладает намерение установить те психологические пути и средства, помощью которых развивается и укрепляется такая удовлетворяющая потребности жизни (потребности самосохранения) идея мирa, как предмета опыта, и, далее, выявить те психологические пути и средства, при помощи которых в уме научных исследователей и их поколений вырабатывается объективно соответственная идея строго закономерного опытного единства с его постепенно все более и более обогащающимся научным содержанием. Но гносеологически такое исследование безразлично»133. В то время, как «психология хочет уяснить себе, как образуются представления мирa… теория познания стремится понять, что составляет возможность проникновенного познания реального и возможность науки и познания вообще в объективно-реальном отношении134. Говорить в гносеологии о «законе, который толкует о стремлении добиться в том или другом направлении возможно наибольшего, бессмысленно. В чистой сфере фактов нет ничего возможно наибольшего, в сфере законности нет никакого стремления»135. Причина того, что в лице принципа экономии думают видеть логический принцип, заключается главным образом в смешении фактически данного с логически-идеальным, которое незаметно под него пододвигается. Нужно тщательно различать между двумя группами логических норм, между «логическими нормами и техническими правилами специфически человеческого искусства мышления»136: «одни, априорно руководя всяческим обоснованием, всякой аподиктической связью, имеют чисто-идеальную природу и, очевидно, лишь в переносном смысле могут быть относимы к человеческой науке; другие, которые мы смогли охарактеризовать также, как простые вспомогательные установления или суррогаты обоснования, эмпиричны и по существу своему относятся к специфически-человеческой стороне науки; они основываются, стало быть, на общей природе человека, и при этом отчасти (что имеет большее значение для учения об искусстве) на психической, а отчасти даже на физической его природе»137. Из них только вторые допускают психологическое обоснование; первые же опираются на чисто-логические законы, будучи «нормативными формулировками законов, принадлежащих к объективному или идеальному содержанию науки»138.

2. Признание логики частью психологии или дисциплиной, основывающейся на психологии, как на своем теоретическом фундаменте, приводить к чисто-эмпирическому истолкованию природы логической очевидности и к смешению ее двух принципиально различных форм. Милль, Зигварт, Вундт, Хöфлер с Мейнонгом и др. низводят очевидность на степень какого-то «добавочного чувства, которое случайно или с естественной необходимостью сопровождает определенные суждения»139. Это неправильно прежде всего уже потому, что логическое познание не эмпирично, не индуктивно и не ограничено простой вероятностью, как те познания, которые сопровождаются вышеозначенным чувством. «Не чрез индукцию, а чрез аподиктическую очевидность получают они (логические законы) обоснование и оправдание. Проникновенно оправдывается не простая вероятность их значения, а само это значение или сама истина»140. «Мы постигаем непосредственно не простую в вероятность, а самую истинность логических законов»141. И эта то истинность и переживается нами в противоположность всякой эмпирически-психологической вероятности именно, как очевидность. Но мало того, очевидными могут быть и такие утверждения, которые эмпирически или психологически совершенно невозможны, например, разрешение распространенной «проблемы трех тел» (скажем, «проблемы n тел») или операции с огромными числами, не говоря уже о целом ряде учений высшей математики. Не будучи психологической, очевидность здесь имеет чисто идеальный характер: она совсем не равна здесь «добавочному чувству», сопровождающему познание в чисто-психологическом порядке и по чисто-психологическим основаниям, а является непосредственным следствием самих логических законов. Это – чисто-логическая очевидность142. «Из каждого чисто-логического закона можно вывести при помощи априорно осуществимого преобразования определенные положения очевидности»143. В этом смысле очевидность является «не чем иным, как переживанием истины»144. «Истина есть идея, отдельный случай которой сказывается в очевидном суждении, как актуальное переживание»145; другими словами, «истина относится к очевидности подобно тому, как бытие индивидуального относится к адекватному его восприятию»146.