1. Прежде всего, введением этой новой дисциплины будут навсегда уничтожены те поводы, которые толкали раньше и сейчас еще толкают логику к психологическому самообоснованию, а именно – потребность в предварительном анализе психической структуры ума. «Феноменология логических переживаний видит свою цель в том, чтобы дать нам описательное (а не генетически-психологическое) освещение этих психических переживаний, способное сообщить всем основным логическим понятиям определенное значение»184
. Она представляет собою описательную психологию, т. е. научное старание передать данное так, как оно дается, и затем только явственнее отметить те различия, которые в нем непосредственно содержатся. Она чужда, стало быть, всякой теории, ибо знаменует собою дотеоретический момент исследования185. В этом смысл она предшествует не только логике, как теории логического, но также и психологии как теории психического. «Всякое мысленное переживание, как и всякое психическое переживание вообще, будучи рассматриваемо с точки зрения причинности, имеет свои причины и следствия, как-нибудь входить в сферу жизни и несет свои генетические функции. К сфере же феноменологии и прежде всего к сфере теории познания (как феноменологического уяснения идеальных единств мышления или познания) принадлежит только то, что мы мним, когда высказываемся; что составляет это мнение, как таковое, со стороны его смысла; как образуется оно из частичных мнений; что за существенные формы и различия оно обнаруживает, и т. д.»186. Другими словами, она должна описывать чистое сознание187, как таковое, не руководствуясь в своей работе никакими иными мотивами, кроме мотивов самой непосредственной данности. Она должна «брать феномены так, как они даются, т. е. как вот это текучее осознавание, мнение, обнаружение, – чем и являются феномены, будучи взяты, как вот это данное осознавание переднего или заднего плана сознавания; как вот это данное осознавание чего-либо, как настоящего и преднастоящего; как вымышленного или символического или отображенного; как наглядно или ненаглядно представляемого, и т. д.; и при этом брать все это, как нечто так или иначе образующееся и преобразующееся в смене тех или иных положений… Все это носит название «сознания о» и «имеет» «смысл» и «мнит» «предметное»…188. Только такого рода исследование может положить конец всякому психологизму, ибо, основываясь на нем, чистая логика не обусловливается никакой теорией, а лишь подготовляется беспристрастным анализом данного.2. Равным образом, только чрез посредство феноменологии может чистая логика, а вместе с нею и теория познания, достигнуть принципиальной беспредпосылочности. Принципиальное требование этой последней, с такой настойчивостью подчеркиваемое современными гносеологами, может иметь только один смысл, а именно: «исключение всех тех предположений, которые не могут быть всецело осуществлены феноменологическим путем»189
. Для этого теория знания должна держаться вдали от всяких метафизических вопросов и решений. Опираясь на феноменологии, она, собственно говоря, не является даже теорией или наукой в смысле «объяснения из оснований». Она дает лишь «общее разъяснение насчет идеальной сущности или смысла познающего мышления»190; она далека от всякой науки о реальном, равно и естествознания и генетической психологии. «Она стремится не объяснить познание, событие во времени, в психологическом или психофизическом смысле, а выявить идею познания со стороны его конституивных элементов или законов; не проследить реальные связи сосуществования и последовательности, в которые вовлечены познавательные акты, а уразуметь идеальный смысл специфических связей, в которых выражается объективность познания; она хочет сообщить ясность и отчетливость чистым формам и законам познания, обращаясь за помощью к адекватно-осуществляющему их созерцанию191. Словом, она должна быть критическим анализом понятий, найденных описательным путем феноменологии познания. Тогда она будет независима одинаково от предпосылок метафизических, физических и психологических; тогда она будет в подлинном смысле беспредпосылочна.