Новые идеи в философии. Сборник номер 4

Можно было бы попытаться искать отсюда нового решения вопроса о непосредственно данном. Можно было бы сказать: в психических функциях, помимо явлений, нам даны не сами функции, а только образования. Мы как бы замечаем, сколько раз внутри повернулось колесо, но совершенно не замечаем самой работы машины. По крайней мере, в интеллектуальных функциях этот средний путь может многим показаться заманчивым: в чувствовании же и хотении легче признать существование сознания функции.

Но вряд ли это привело бы нас к счастливому решению. Например, какой смысл имеет утверждение, что вместо мышления о величине, движении или злости – непосредственно дано общее, обозначаемое этими выражениями. В таком случае, если я не ошибаюсь, оно должно было бы быть признано существующим в себе, как и явления, и мы должны были бы принять все выводы старого реализма понятий. Или что это значит, что мы находим в себе, как факт сознания, какое-нибудь «положение вещей», например, небытие циклопа? Я могу находить в себе и наблюдать только процесс суждения, имеющего своим содержанием это небытие, как в предложении: «циклопы не существуют». Правда, мы можем абстрактно мыслить образование, хотя бы оно в данный момент и не составляло содержания соответственной функции, например, положение вещей, хотя бы в данный момент и не было суждения, содержание которого оно составляет. Это видно из того, что мы понимаем смысл Dass-Satz'a, когда он произносится вполне самостоятельно, несмотря на то, что таким образом оно передает не утверждение, а только содержание возможного, верного или ошибочного утверждения. Но «положение вещей» не может даваться непосредственно само по себе, независимо от какой бы то ни было функции и этим самым делаться также реальным. Оно будет реально только как содержание актуального суждения. Иначе какое угодно «положение вещей», также и заведомо ложное, даже нелепое, было бы не только истинно, но и реально. Таким образом функции (а именно, лишь сознательные, собственные наличные функции) – суть непосредственно познаваемые факты, образования же суть факты вообще лишь как содержания функции.

Иначе, на мой взгляд, дело обстоит с явлениями. Хотя и они даны нам только вместе с функциями, но – способ выражения уже не даст более повода к недоразумениям – рядом с ними, как один из двух элементов, на который сознание направлено одновременно, хотя и различным образом. Они даны нам в логической независимости от функций, между тем как образования даны нам в логической зависимости. Образования не могут быть поняты без функций и наоборот. Здесь формула Спинозы «Unumquodque per se concipi debet» не имела бы силы. Когда мы мыслим в понятиях образование, например, положение вещей, когда произносим изолированный Dass-Satz, то мы необходимо должны также мыслить соответствующую функцию в ее общем понятии, в данном случае процесс суждения. Но при этом функция не обязана иметь место в действительности и мы не обязаны вместе с тем мыслить также индивидуальный акт.

Можно, наконец, отсюда поставить дальнейший вопрос об отношениях. Мы не причислили их к самим явлениям, но не причислили их и к функциям. Можно было бы попытаться подвести их под понятие образования. Я не считаю этого возможным. Но мы уклонились бы понапрасну в сторону, если бы захотели здесь обосновать это41.

2. Перемены в явлениях возможны без изменения функций

Что в поле зрения могут произойти перемены, которых мы, однако, не замечаем, – это, по-видимому, повседневное наблюдение. Но противники отделения явлений от функций обыкновенно толкуют это в том смысле, что и явления при этом действительно не меняются. Изменяется только внешний процесс и, пожалуй, еще процесс в периферических нервах, но не центральный, с которым ощущение (явление) связано. Когда человек, совершенно погруженный в свои мысли, при открытых глазах не замечает постепенного наступления темноты в комнате, то, по этому учению, в его индивидуальном зрительном образе, действительно, ничего не происходит.

Только в момент, когда он станет внимательным, для него совершится внезапный переход из света в темноту. Или, быть может, лучше будет сказать: из ничего в темноту. Ибо, так как он не обращал внимания на зрительные явления, то по этому воззрению они никаким образом не могли для него существовать. Такой вывод, действительно, приходится сделать, если быть последовательным.

Мы же, напротив, утверждаем следующее: вполне мыслимо, что в этом случае постепенно изменяется также само чувственное явление (с находящимся в основании его центральным нервным процессом). Более того, мы утверждаем, что даже при наибольшем и прямо обращенном на определенное явление внимании, в явлениях могут совершаться изменения, которые остаются незамеченными: иными словами, бывают не только незамечаемые, но и незаметные изменения явлений. Что это возможно, явствует уже из понятий, если разграничить их таким образом, как мы считаем нужным. Наше допущение не содержит тогда каких-либо логически противоречивых элементов.