Новые идеи в философии. Сборник номер 7

К этому присоединяется еще нечто особое. Чтобы оградить понятие науки о ценности от недоразумений, лучше всего, пожалуй, было бы из тактических соображений пожертвовать понятием нормативной науки. Возражения, справедливо направленные против понятия нормы, как понятия не теоретического, совершенно не касаются понятия теоретической ценности. Прежде всего надо показать, что вопрос, искать ли логическое в «идеальном бытии» или в нормативном, основан на ложной альтернативе. Имеется еще нечто третье, а именно, теоретическая самодовлеющая ценность. Таким образом, действительно, необходимо резкое разделение нормы и ценности, особенно, в виду того, что и теперь еще против понятия науки о ценности выставляется аргумент о необходимости для всякой нормативной дисциплины «теоретического фундамента», построение которого и составляет единственную научную задачу теории познания. Этот аргумент может быть, однако, направлен только против понятия нормативной дисциплины, но отнюдь не против понятия чистой науки о ценностях. Напротив, искомый фундамент под нормы может подвести только наука о ценностях. Из наук о бытии никак нельзя вывести норм, имеющих более чем условную, от воли определенного индивида зависящую значимость: технические правила имеют значимость только для того, кто, желая определенной цели, сознает, что он должен желать также и средства. Здесь логика совершенно не при чем. Итак, конечно, всякая нормативная дисциплина предполагает чисто теоретические выводы, которые сами по себе не устанавливают ни норм, ни правил, но верно также и то, что теоретической основой нормативной дисциплины являются ценности, и что только на основании значимости этих ценностей норма может претендовать на руководство мышлением. Понятия теоретического и ценности, как мы видели, не представляют собой противоположности. Всякая «теория» и всякое познание основываются на значимости ценностей, и эти теоретические ценности, как ценности, исследует теория познания, именно потому, что она есть теория теории. Установление норм вытекает тогда, собственно, само по себе и постольку оно может быть названо вторичным по сравнению с чистой наукой о ценностях. Если долженствование понимать только как производное из ценности правило для суждения, то слово ценность есть действительно самое лучшее и даже единственно верное обозначение для предмета познания.

Но этим не решается еще окончательно наша проблема. Если окинуть взглядом теорию познания в целом, то можно ли сказать, что игнорирование вторым путем отношения к действительному познанию есть, действительно, только его преимущество? Вот тот последний вопрос, на который мы должны еще ответить, чтобы окончательно выяснить отношение обоих гносеологических путей.

VII. Трансцендентальная логика и трансцендентальная психология

Прежде всего следовало бы вообще спросить, можно ли действительно образовать понятие трансцендентной ценности, свободной от всякой отнесенности к акту признания или к суждению, выражающему наше определенное к ней отношение? В терминах для обозначения несуществующего более или менее слышится эта отнесенность. В словах ценность, смысл, значимость она, несомненно, отступает на задний план. Термины требование, норма, правило больше ее выдвигают; точно также и слово долженствование в общеупотребительном смысле заключает в себе императив, направленный на субъекта. Но, с другой стороны, именно, это слово имеет огромное преимущество, так как выражает резко и недвусмысленно противоположность к бытию. На этом основании я на нем и остановился. Мы никогда не должны забывать того, что теория познания должна быть определена, как наука о том, что не есть (не существует). Но под ценностью мы часто разумеем также и то, что долженствование никогда не может обозначать, именно, ценную действительность, «благо», и это второе значение ценности должно быть тщательно устранено из понятия предмета познания, иначе мы впадаем в платонизирующую метафизику ценности. Но если даже под ценностью понимать только несуществующее, то опять-таки остается все же сомнительным, можем ли мы при употреблении слова ценность вполне избегнуть уклона в сторону предающейся ей субъективности. Скорее, наоборот: в выражении «трансцендентная ценность» отнесенность к субъекту отвергается исключительно словом «трансцендентная», слово же ценность, собственно говоря, всегда означает только ценность для субъекта, при чем субъект тогда, конечно, рассматривается не как индивид, но как субъект вообще. Впрочем, этот вопрос может быть разрешен только с помощью более подробного анализа понятия гносеологического субъекта, намеренно оставленного здесь нами в стороне и сейчас, когда мы выясняем взаимное отношение трансцендентально-психологического и трансцендентально-логического методов, не играющего решающей роли. Мы можем ограничиться отношением предмета к действительным актам познания.