Попробуем совершенно отвлечься от того, можно ли трансцендентную ценность мыслить без всякого отношения к акту познания, допустим даже возможность однозначно и адекватно формулировать выводы трансцендентальной логики не только «нормативным» образом, но также с помощью иных, более «теоретических» формул, попробуем, следовательно, иметь в виду одно только царство трансцендентного смысла и его довлеющие себе формальные ценности; не обнаружится ли тогда очевиднейшим образом недостаточность чисто трансцендентально-логического метода? Ведь то значение, которым должны обладать трансцендентные ценности для действительного познания, останется все же совершенно непонятным. У нас имеется предмет, но мы не знаем, как этот предмет познается. Как чистая ценность, трансцендентное отделено от всякого познания непроходимой пропастью. Истина восседает тогда на потусторонней высоте. Смысл истинных предложений обладает вневременной значимостью, но он ни для кого не значит. Мы никогда не можем приблизиться к нему, мы не можем образовать предложений, с которыми был бы связан этот смысл. Пожалуй, возразят на это, что гносеологу столь же мало дела до всех этих трудностей, как и физику, не спрашивающему о том, каким путем он приходит к познанию цветов. Мы уже раньше сказали: оптик с полным правом игнорирует то обстоятельство, что он воспринимает цвета и что они даны ему только в восприятии. Он интересуется только самой «вещью». Почему не должна так же поступать и теория познания, почему не может она ограничить свой интерес логическими ценностями – в их трансцендентности? Сравнение это, однако, не подходит. Прежде всего теория познания вообще не может ограничиться предметом познания, но должна также ответить и на вопрос о познании предмета. Но и независимо от этого, оба вопроса могут вообще лишь предварительно быть отделены один от другого. Ответ на один из них будет только тогда действительным ответом, если он молчаливо (implicite) содержит также и ответ на второй. И обратно – я не могу знать, что такое предмет познания, если я не знаю также, как я познаю этот предмет. Понятие предмета познания теряет свой смысл без понятия познания предмета. Трансцендентное становится «предметом», только будучи предметом для познания, противостоя мышлению таким образом, что последнее может с ним сообразоваться. Поэтому трансцендентальная логика должна обратиться также и к проблеме познания предмета.
Но возможно ли это для нее? Пока, вначале, и, конечно, на вполне законном основании, она игнорировала этот вопрос, ограничиваясь одним только предметом. И это ограничение с необходимостью заставило ее говорить о предмете, к которому познающий субъект уже более не имеет никакого отношения. Первый шаг на этом пути состоял в отделении психического бытия от смысла, акта мышления от мысли. На этом разделении и только на нем покоилось все своеобразие трансцендентально-логического метода, и все его преимущества происходили из этого радикального разграничения ценности и действительности. Но эти преимущества имеют и оборотную сторону. Следует уяснить себе, что метод, нерв которого образует разделение, не в состоянии снова восстановить связь между предметом и познанием. В этом бессилии обнаруживается принципиальная односторонность и несовершенство этого метода. Тем самым доказана также необходимость его восполнения. Чтобы стать совершенным и быть в состоянии дать систему теории познания, он должен бы найти обратный путь от довлеющих себе и трансцендентных ценностей к психическому процессу познания; но уже первым своим шагом, установившим непроходимую пропасть между бытием и ценностью, он отрезал себе этот обратный путь раз навсегда. Если хотят разрешить также и проблему познания предмета, то никогда нельзя идти обратно от предмета к познанию, но только вперед – от познания к предмету. Но это приводит нас обратно к первому трансцендентально-психологическому пути. Мы не можем все время игнорировать акта познания. Первый путь, из него исходящий, может быть, и имеет свои недостатки, но без него все же нельзя обойтись, если должно восстановить связь между предметом и познанием. Может быть, не как «первый» путь, но как «второй» путь он также необходим.
И, наконец, действительно ли так уж велики недостатки трансцендентально-психологического метода, что ему следует отказать в научной правомерности? Вернее, не устраняются ли эти его недостатки именно тем, что метод этот совмещается с чисто логическим? Мы попытаемся ответить на эти вопросы отдельно, сначала в применении к понятию очевидности, а затем к понятию акта суждения.