Что психологический анализ чувства очевидности никогда не откроет нам его трансцендентного значения, – это по прежнему остается очевидным. Но раз мы уже предположили, что так или иначе имеется трансцендентный предмет, а эту предпосылку должна сделать всякая теория познания, то тогда не только возможно, но даже и необходимо поставить вопрос о критерии истины, чтобы таким образом понять познание предмета. Конечно, никак уже более невозможно «объяснить» появление требования, с одной стороны связанного с чувством, с другой же стороны – долженствующего все же обладать трансцендентной значимостью независимо от всякого бытия. Но отсюда вовсе не следует, что чувство очевидности, как критерий истины, ведет к релятивизму и к уничтожению понятия познания. Существует ли, кроме психического состояния, какой-нибудь иной критерий истины наших суждений? Пока не найден такой непсихический критерий, надо остаться при том, что «субъективное» чувство необходимости гарантирует (verbürgt) «транссубъективную» необходимость. Требовать «объяснения» для этого не имеет смысла. Объяснения, подобные тем, что дают нам другие науки, вращаются всегда в пределах бытия и никогда не могут коснуться трансцендентного смысла. Для теории познания вполне достаточно показать, что своеобразная двусторонность очевидности есть совершенно неизбежное допущение, потому что всякая попытка оспаривать это допущение также должна для правильности своих суждений основываться на каком-либо имманентном критерии истины и потому должна предполагать уже то, что она пытается оспаривать, именно, что психическое состояние гарантирует трансцендентную значимость. Можно, конечно, не соглашаться с тем, что очевидность, рассматриваемая как психическое состояние, есть чувство. Можно также вовсе избегнуть слова очевидность; можно, наконец, даже сказать, что неправильно, будто познание всегда есть суждение и нуждается поэтому в необходимости суждения. Тем не менее все это в главном вопросе не играет ни малейшей роли, так как нельзя все же отрицать, что познание, если оно и есть нечто большее, чем простой психический процесс, есть в то же время всегда также и психический процесс, и что в этом психическом бытии должно находиться нечто, гарантирующее это «большее». В конце концов, без этой предпосылки не может обойтись также и трансцендентально-логический метод. Мы можем, отвлекаясь от акта мышления, принимать во внимание только независимый от него смысл; но и в таком случае мы все же всегда имеем дело со смыслом истинного предложения, который можно «понимать», а это, в свою очередь, включает допущение, что человек, понимающей истину, обладает имманентным критерием того, что со словами связан положительный трансцендентный смысл. Но тот, кто согласился с этим, тем самым уже придает психическому состоянию значение, делающее его чем-то большим, нежели простым психическим состоянием; он истолковывает его, как смысл, которого он не имеет в качестве психического состояния. Таким образом конструируется имманентный смысл психического. Разве лишне то, что трансцендентальная психология явно сознает этот имманентный смысл, как неизбежную предпосылку всякого действительного познания? Конечно, нет. Трансцендентально-психологическая теория имманентного смысла очевидности есть необходимая часть теории познания, поскольку последняя касается познания предмета.