– Да пошёл ты! – Дмитрий толкнул Травкина, и тот отлетел на несколько метров. – У меня не так много времени осталось, дай нормально поработать. Максим, иди сюда, я так понимаю, тебе первым прыгать придется. Максим взял сумку и подошёл поближе к порталу. Несмотря на четкий подвальный вид, запахов или влажности он не ощущал.
– Кидай сумку, если сам боишься, так проще будет, – снисходительным тоном подсказал Дмитрий, нажимая клавиши. – Хотя нет, обожди. А вот, всё, кидай!
Максим кинул сумку. Предположительного хлюпка или хлопка не последовало. Глубоко вдохнув и задержав дыхание, Максим шагнул в проём. Вопреки своим ожиданиям, он не ощутил ни подвальной вони, ни запаха кошачьих какашек, ни даже стандартного для подвалов тепла от труб. Медленно поднявшись с колен и осмотревшись, он вдруг понял, почему. Вместо вонючего подвала он попал в бедно обставленную кухню. Подобрав сумку, он отошёл к окну. Места для приземления было мало, а взваливать столь неприятный груз, как Чирвин, не хотелось.
Фильм. Фильм. Фильм
Небольшая кровать, старый стол, зеркало, украшенное различными фотографиями. Эта квартира отливала настолько серым бытовым дизайном, что думать о чём-то художественном, просто не хотелось.
– Внучка и бабушка, – резюмировал Дмитрий, задумчиво осматривая стены. – Старость, молодость и ещё немного женского. Как, по-твоему?
– Не знаю.
Максим внимательно посмотрел на коллегу. Что-то ему подсказывало, что именно сейчас и последует просчитанный, заранее заготовленный план, по которому тот выполнит задание, но Дмитрий не спешил, он спокойно подошел к кухонному столу и включил чайник, после чего нашёл две фарфоровые чашки и пакетики с чаем.
Чай оказался отвратительным. Максим посмотрел на часы. Шестнадцать. Если в этой квартире действительно живет бабушка и внучка, то, скорее всего, они скоро вернутся, ведь пенсионеры и дети не работают.
– Время. Оно всегда не нашей стороне, – заметив беспокойный взгляд товарища, сказал Дмитрий. – Казалось бы, мы всё делаем для того, чтобы оно было союзником, но увы, оно словно этого не замечает. К примеру, при прохождении в первый раз, оно всегда нам потакает, стараясь оставаться неизменным, а вот при повторном проходе в тот же фильм, всё уже не так. Стало быть, время как бы хочет сказать, эй дружище, это неправильный обмен, давай всё изменим.
– Ты хочешь сказать, что, вернувшись, мы попадем в то время, что и вышли?
– Не совсем конечно, просто оно протекает здесь быстрее, а вот приди мы сюда во второй раз, такого уже не будет. Я не знаю полного механизма, знаю лишь, что всё уравновешивается.
– Значит, во второй раз время полностью совпадает?
– Ну не совсем, но сдвиг в сторону реального существенен.
– Это тебя огорчает?
– А тебя нет?
– Что тут можно делать столько времени?
– Влюбиться, мой друг, здесь можно влюбиться.
– Влюбиться можно везде.
– А если ты влюбился в Мерилин Монро или в Хенксли? Таких девушек не найти в реальности. Они уникальны.
– Ну, я постараюсь в них не влюбляться.
– Постараться, можно, но иногда это не в нашей власти. Ты же влюбился в ту, ради которой совершил убийство?
– Почему это тебя так волнует?
– Мне же с тобой работать, я должен понимать, с кем имею дело.
– Тогда, наверное, да. Я бы смог влюбиться.
– Печально, у нас существует куча самых разных запретов, которые запрещают влюбляться.
– Это нормальное явление, ведь речь идет о киногероинях, они не настоящие.
– Считаешь?
– Конечно.
– Значит, ты согласен с нашим уставом?
– Я его не читал.
– Суть устава я озвучил.
– Тогда да, по крайней мере, мне понятна задумка. А когда задумка ясна, то слова нравится или не нравится вторичны.
– Красиво сказано. Кстати, в этом фильме у нас будет очень интересный молодой человек, я совсем забыл тебе рассказать о нём.
– Я слушаю.
– О, это самый настоящий уникум, и его оправдания заслуживают самого настоящего признания. Как у великого живописца или великого поэта.
– Настолько всё серьезно?
– Сам посуди, – Дмитрий отодвинул чашку в сторону. – Этот Алеша берет и режет свою первую любовь, потому что считает, что любовь – это оковы, и только сильный человек может их снять. То есть, чем больше красивых девушек он зарежет, тем он свободней. Вот он их и кромсает почём зря.
– Все ради свободы, хм, а почему именно красивые, ведь ум, это тоже своего рода преграда. Почему бы умных не резать?
– Резать доктора наук или красивую женщину, вещи довольно разные, ты не глупый, сам всё понимаешь. Да, если честно, ему и умные красавицы попадались.
– По-моему, это не ново, кажется, Джек-Потрошитель тем же руководствовался.
– Джек резал по другим причинам. Он считал, что увеличивает красоту.
– Какие у тебя интересные познания.
– Со временем таким же образованием обзаведешься и точно так же начнёшь наделять плохих киноперсонажей чем-то положительным, вроде интересного подхода к различным ситуациям.
– Да ладно.