Новые кадры

Вырвавшийся крик был тихим, неразборчивым и теряющимся. Максиму стало не по себе. Этот захлебывающийся от удовольствия Алексей, беспрестанно вводивший в женское тело металл, был самым настоящим кошмаром.

– Бедняжка, – тихо прошептал Дмитрий. – Я даже помню закадровый текст при этой сцене. «Бедной девушке было больно, возможно, она даже верила, что с ней был бог, и что он был до конца. Режет, рвёт, терзает дождь. Сейчас этот ужасный юноша был там, где не царствует логика, где парят чувства на крыльях несбывшихся надежд, озаряя небо кристально-грязным пометом тоски. Он был в своих мыслях».

– Тебе это доставляет удовольствие? – Максим захотел выпрыгнуть из своего укрытия, но Дмитрий остановил его.

– Да подожди ты, шоу ведь только началось. Как же дальше? А! «И хотя касание волос и картина истерзанного трупа была приятна, равно, как и срезанное желание жить, насладиться он не успел. В парке он был не один. В начале аллеи показался странный незнакомец. Это был личный покровитель детских извращений – самая трепетная и чувствительная натура человеческой души. Маньяк подумал, что им важны лишь дети, но, судя по симпатичному личику девочки, стоявшей с ним, им были важны симпатичные дети».

– О господи! – Максим повернулся в противоположную сторону и увидел ещё одного мужчину, державшего за руку девочку. – Это что, педофил? Это что за кино такое?

– Это русский триллер, я же говорил об этом.

– Но ты не говорил о педофиле.

– Он же не главный герой, да и целью нашей не является.

– И что из этого?

– А то, что это необязательная информация.

– Эту мразь тоже надо убить.

– Нет уж, приятель, сегодня мы как раз поучимся терпению. Помни, это другие люди, они как боты, мы к ним не должны чувствовать ничего. Тебе ведь никто не говорил, что будет легко, верно? Хотя, если честно, с детьми сложнее всего. Но ты не переживай, долгих сцен тут не предусмотрено по сценарию.

– И что теперь? Будем смотреть, как он режет девочек?

– Пока не знаю, но поверь, следующая встреча их будет не менее интересна, – Дмитрий снова изобразил тихий закадровый бас: – «Алексей чувствовал порывистое дыхание ребенка. Девочка плакала. Странно, но этот ребенок понял, что из двух злых взрослых ему ближе тот, кто находится дальше. Может, поэтому попытки педофила успокоить девочку в форме поглаживаний казались столь безуспешными. Алексей видел слезы ребенка, он видел радость человека около него, но, опустив взгляд, он продолжил свой путь. Тут малышка перестала плакать, последняя надежда оставила мокрый след на её лице, скрывшись среди темных улиц».

– Господи, нам надо его остановить, это же ребенок.

– Которого мы точно так же встретим ещё раз, только на другой болванке.

– Но это же дети.

– Да. И я сказал, с ними сложнее всего.

Дмитрий подошел к одной из луж и поднял длинную красную ленточку. Бережно завернув найденное в целлофановый пакетик, деловито осмотрел труп.

– Туповатый он. Кто ж так удары-то наносит. Хоть бы немного анатомию поизучал.

– А ты предложи издавать специальные маньячные пособия, может, качество работ и улучшится.

– Я вообще-то про режиссера говорю. Это же его задумка. Тут ведь как, если жертва попала в кадр, то все её ранения прописаны режиссёром. А вот всё остальное уже не он, а реальность фильма. Поэтому всё остальное и выглядит более или менее правдоподобно.

– Куда теперь?

– За маньяком Алешей, он сейчас как раз осмотрительность потерял. Ты только не шуми. Тут важно действовать скрытно.

– А разве в фильме не указан его адрес?

– Какой ты нудный всё-таки.