Новые крылья

М.А. мною доволен. Он написал специально для меня стихи, с посвящением. Настоящие. Когда они будут напечатаны, то посвящение мне будет стоять впереди. Замечательно. Вот это действительно стихи. Такие изящные, всё на своем месте. Ни прибавить, ни отнять. Совершенство. Я с ним тягаться и не берусь. Только хотел доставить ему удовольствие. Он меня хвалит, я и рад. Так получается, что и себе удовольствие доставил. Себе возможно даже большее. И теперь мне хочется снова и снова его испытывать.

Оказывается, Вольтер очень богат, и даже известен как меценат и покровитель художников и поэтов. А я ни сном, ни духом! Вот это положение. Я-то держался с ним как с милым чудаковатым простачком, добрым любителем покушать. Остается провалиться мне на месте. Впрочем, может быть, я и преувеличиваю, не такой уж я невежа и был с ним довольно учтив.

Холодно невообразимо. Когда же весна?!

3 марта 1910 года (среда)

Написал А.Г. письмо с благодарностью за помощь и советы. Рассказал, что М.А. меня хвалит. И, даже, сделал признание, что мне это ужасно нравится. Переписал ему то стихотворение, которое получил от М.А. в подарок, похвастался.

От М.А. записка с заданием, нужно не лениться. Очень боюсь, что французского мне, все же, не одолеть.

Новые мысли и новое настроение. Я уже не тот одинокий и прокисший юноша. Хочется жить!

4 марта 1910 года (четверг)

Сегодня у нас спектакль. Немного освободившись, забежал к Аполлону в ложу. Пьеса для него скучная, поэтому он страшно обрадовался, что я заглянул. Но пришлось быстро бежать на место, следить за декорацией. И потом, с ним были вовсе незнакомые мне люди, так что я почувствовал себя немного неловко. Между прочим, А.Г. представил меня как начинающего поэта. Тоже мне поэт! И смех и грех.

5 марта 1910 года (пятница)

Мне понравилось составлять акростихи. В сущности это никак нельзя назвать поэзией. Для меня это занятные головоломки вроде китайских, только с не очень строгими правилами. Так и сяк можно повернуть, а правильное решение рано или поздно выйдет. Очень занимательно и весьма приятное развлечение.

С

лова и мысли стынут в тишине.Кто в этом мире помнит обо мне?
Усталость голову склонила мне на грудь.
Как хочется забыться в сладком сне,
А думы грустные все ж не дают уснуть.

Как раз сейчас я ничего подобного не испытываю, но где-то было, кажется, у Пушкина, сказано, что о любви лучше всего писать именно тогда, когда от нее свободен. Что-то в этом роде. Наверное, это для всякой вещи справедливо. Я весел и счастлив, думаю о своих друзьях, мечтаю о весне, строю планы. Какая уж тут скука? Ну, может быть, немного взгрустнется иногда, но это так, ничего.

Мое знание французского, как тришкин кафтан: в одном месте штопаю — в другом рвется. Не успеваю хорошенько усвоить новый урок, тут же спохватываюсь, что старый уже из головы вон. Если бы не М.А., я давно бы уже отчаялся.

6 марта 1910 года (суббота)

Сегодня собрались у М.А. я, Супунов и Сережа. Они говорили о каком-то их знакомом, которого я не видел. И, вспомнив, с ним связанную историю М.А. предложил прочесть нам, что он писал об этом в своем дневнике 2 года назад. Наконец-то и я удостоился послушать знаменитые дневники! М.А. разошелся и прочел не только связанное с тем знакомым, но еще и из другой тетради, из той самой, которую я тогда листал, о событиях не таких далеких. Я, осмелев, попросил прочесть о нашем знакомстве, но М.А. сказал, что обо мне прочтет в другой раз и посмотрел со значением, так что я понял, он не хочет читать при племяннике и Супунове. Но теперь уж я поймаю его на слове, и, когда-нибудь, обязательно заставлю прочесть.

7 марта 1910 года (воскресенье)

Приходил человек от Аполлона Григор. с запиской. Он зовет меня к себе на вечер. Сегодня. Как назло у меня дежурство в театре, но, может быть, удастся сбежать. Попрошу Кирсанова побыть за меня.