Новые крылья

Обрывки недочитанных романов
Смешались в безотчетное виденье,
Где я, конечно, в центре всех событий
И в окруженье так давно знакомых
Чуть надоевших даже персонажей.
Так быстро замелькали эпизоды,
Не поспевая мысленно за ними,
Я отпустил в свободное паденье
Свое сознанье и заснул спокойно.

В рифму пока не выходит, но это тоже стихи, я такие видел у Михаила Александровича.

Перепишу чистенько и отнесу ему при случае. Может быть даже сегодня, если маме станет получше.

27 февраля 1910 года (суббота)

Ко мне в театр вдруг явился Ап. Григ. Вот это происшествие! Никак его не ожидал. Он сказал: «Чему вы удивляетесь? Мы теперь с вами приятели, как и с Михаилом Александровичем». Хотел утащить меня обедать, но я не смог уйти. У него в нашем театре ложа, звал заходить. А вечером они с М.А. заехали вместе и увезли меня в ресторан. Я всё думал подсунуть М.А. свое сочинение, но не находил удобного случая, все мне хотелось большего внимания с его стороны. И при Вольтере тоже было немного неловко. А, может быть, и нужно было при Вольтере, пусть он бы тоже посмотрел. Ап. Григ. спрашивал сколько у меня в театре жалованье, я сказал. Он нашел, что не так уж велико и что за такое жалованье действительно можно найти, что-нибудь получше, для «такого приятного молодого человека» как я. Что же тут найдешь? Я и в театр-то случайно попал, знакомые папы устроили, когда его не стало.

Домой пришел поздно ночью. Маме лучше, но Таня смотрит с упреком.

28 февраля 1910 года (воскресенье)

Перед работой заглянул ненадолго к М.А., отнес свое стихотворение. Он был в восторге. Я не преувеличиваю. Хотел взять с меня слово писать ежедневно. Слово я бы дал, но не сдержу его, это точно. Слишком тяжело дается. Труднее французского. В театре был рассеян, все валилось из рук. Старался придумать хоть что-то. Куда там! Вот тебе и взялся за гуж. Но надо было видеть, как радовался М.А. моему стихотворению, как хвалил меня. И как его удовольствие передавалось мне почти физически. Какое чувство я испытывал от похвалы, как в детстве от материнских ласк. Прямо-таки нега во всем теле. Испытать такие минуты снова, для этого уж ничего не пожалеешь. Буду сочинять. После театра долго сидел за столом с открытой тетрадью. Так и заснул. Когда чуть не свалился со стула, перелег на кровать.

1 марта 1910 года (понедельник)

Проснувшись утром, вдруг почувствовал необыкновенное озарение и написал, все же! Слава богу! В первые минуты всё перечитывал и перечитывал написанное, испытывая гордость и восторг. Но как только начал остывать, тут же засомневался, бросился исправлять то одно то другое, все несовершенства и промахи. Черкал, черкал и закончил отчаяньем. Бросил все и ушел. Бродя по улице, надумал зайти к А.Г. посоветоваться. Недолго поколебавшись, будет ли удобно, зашел. Вольтер был дома. Он выслушал меня благосклонно. Конечно, я не все сказал. Так только, что М.А., дескать, находит способности и требует их развивать, и о своих сомнениях. А.Г. потребовал показать стихи. Я взял у него бумагу и переписал по памяти. А.Г. заглядывая через плечо, нашел, что у меня хороший почерк. Стихи он похвалил, я указал на сомнительные места, и мы вместе решили, как будет лучше. А.Г. говорит, что я больше должен себе доверять и у меня есть вкус. Добрый, славный Аполлон напоил меня чаем. Так ушел я от него сытый, обласканный, и полный самых радужных надежд.

М.А. Демианову

Моя душа в любви не кается.
И твердой плоти вопреки
Ни обо что не спотыкается
Все помыслы мои легки.
В тебе узнал свою фантазию.
Ее давно берег любя.
Еще когда ходил в гимназию,
Уже мечтал узнать тебя.
Твои глаза и очертания
Я не предвидел в снах своих,
Но общность мысли и желания
Соединяет нас двоих.
Моя душа ни в чем не кается.
Я знаю, что мне суждено.
На чувство чувство откликается.
Не говорите мне: «грешно»!

Переписал и послал с запиской.

2 марта 1910 года (вторник)