Новые крылья

Утром поплелся к Аполлону, на душе все еще тяжело и неспокойно. Вольтер, встретил меня сердечно, искренне и просто порадовался, что я, все же, пришел. Потихоньку занялись делами. Аполлон рассказал мне свою новую идею. Он это давно замыслил, но всегда откладывал, а теперь есть средства. Хочет организовать в Москве или у нас театр нового искусства. Познакомился уже с нужными людьми, знающими толк в этом деле. Мне, с моим унылым настроением, все видится в мрачном свете. — «Вот и поступлю рабочим к вам в театр». — «Что ты, Сашенька! Я из тебя еще директора сделаю». Добрый человек Вольтер и милый, но боюсь, что сел я не в свои сани. Выйдя от него, заехал в театр, говорил с Кирсановым, на мое место взяли человека пьющего, негодного, так что директор хоть сейчас вернет меня обратно. Но и за кулисами теперь показалось мне все чужим, ничего там нет для меня привлекательного. Гулял по улицам, пока не замерз. Дома, слава богу, никаких гостей и известий, не знаю, как бы я вел себя, окажись они.

22 апреля 1910 года (четверг)

Кончаем с Вольт. последние приготовления к выставке Второго Возрождения. На празднование открытия я не собираюсь идти. Будут там и Дем. и Ольга, не знаю, как держаться с ними. Так я привык, что не мыслю себя без занятий и бесед с Демиановым, без Ольгиных ласк. Должен ли я отказаться от всего, что мне дорого и мило? Все еще нахожусь под впечатлением пасхальных разговоров. Не то что бы я обижаюсь, а недоумеваю, неужели для них это только пустая игра? У меня холодеет внутри от такого предположения. Нет. Не пойду на открытие. В. грезит Москвой и новым театром. Даже выставка ему стала почти безразлична. Дома письмо от Супунова. Вот удивится он, если вместо ответного письма я сам явлюсь к нему. Таня почти совсем уже здорова. На днях собирается возобновить свои занятия с О. Что если с нею О. тоже играет? Это было бы уж слишком. Что там она у нас? Специалистка по части телесной? Или когда речь идет о Тане, а не обо мне, у нее другой интерес? Нехорошо это все. Противно. Уехать бы и своих увезти. Но невозможно. Супунов хорошо пишет о Москве, скоро сам ее увижу.

Какая странная игра,
Где я как мячик.
С кем остается до утра
Красивый мальчик?
Была податлива, нежна
И так хотела!
Моя душа ей не нужна,
А только тело.
Она не знает, надо как.
Другой возьмется.
С моей душой наверняка
Он разберется.
Пришлет записку «je vous aime».
И я ликую!
А после узнаю, что всем
Он слал такую.
Потом, на вечере сойдясь,
Ведут беседу.
Очки считают, находя
Свою победу.
Неинтересна мне игра,
Где я ведомый.
В своей постели до утра
Останусь дома.

Не слишком ли я преувеличиваю? Мухе скучно и она превращается в слона. А, все же, на открытие не пойду.

23 апреля 1910 года (пятница)

Погода чудесная. Солнце, теплынь, птицы заливаются. Ходили с Т. в лавочку, потом в церковь, потом прошлись немного. Танюшка болтала без умолку, а я, несмотря на запах весны, был немного не в духе. Все думал о своем.

Теперь свободен, сам себе принадлежу.
Как будто заново вчера родился.
Куда хочу один везде хожу,
В пиджак по собственному вкусу нарядился.
Не жду записок, не гляжу в окно,
Не повторяю Ваше имя бесконечно.
Не мучаюсь: что верно? что грешно?
Без вас все просто, и для прочих безупречно.
Зачем же я в уединении своем,
Таком, казалось бы, достойном и желанном,
Все время думаю, как были мы вдвоем,
Как мы мечтали, сколько было планов.
Ничем не занят у меня заветный час.
И занимаюсь и гуляю в одиночку.
Мои стихи как будто не для Вас,
Но Вы присутствуете в каждой строчке.