Новые крылья

Солнце в окна, колокола звонят. Христос воскресе! Т. еще лежит, но, кажется, ей лучше, повеселела. Поздравив своих, поехал за М. Христосовались, поздравляли. Вместе с яичком вручил ему галстук. Он очень растрогался. После церкви поехали к Вольтеру разговляться. Гостей тьма, все целуются. То один, то другой садится к роялю, музыка и пение непрерывно. Стол ломится. Никогда еще у меня не было такого праздника, мы дома всегда скромно справляем. Мне даже стало немного грустно за маму с Таней, как они там бедные одни? Столько было гостей, что Ольгу я не сразу увидел. Подошел поздравить. Она и в губы тоже поцеловала. Я еле удержался, не сделав поцелуй глубже и не взяв ее за талию. Так сильна во мне, хоть и недавняя, а все же привычка. По выражению ее лица я понял, что она почувствовала мое желание. М подошел к нам, они христосовались. Он сказал, улыбаясь, несколько иронично: «Ах, да. Вы же знакомы». Ольга тоже улыбнулась и ответила ему в тон: «И очень близко». М. позвал к роялю петь. Он сел играть, пели романсы, потом он играл свои веселые песенки. Когда усаживались за стол, Ольга громко позвала меня по имени и указала место подле себя. Вольтер запротестовал, сказал, что я буду сидеть с ними. Ольга стала спорить. Меня это очень смутило. Наконец расселись все рядышком. Я между В. и Ольгой, Миша от В. по другую руку. Хлебосол В. потчевал нас с утроенной силой, без конца подливал мне вино, целовался, и, наконец, потребовал выпить с ним на брудершафт и звать его на «ты». Миша тоже был весел. Хоть пил он мало, а дурачился и чудил получше других пьяных. Сыпал стихотворными экспромтами, весьма фривольного содержания, говорил невероятные парадоксы, перегибался ко мне через необъятного Вольтера, то с одной стороны, то с другой, или старался обнять его и меня одновременно, на что у него, конечно, рук не хватало, и мы втроем чуть не валились прямо на стол. Когда я поглядывал на Ольгу, она улыбалась мне, но довольно сдержанно. Вопреки своему нраву, она не хохотала над нашими выходками, однако меня совсем не заботило, что Ольга такого поведения не одобряет, я веселился от души. То и дело она трогала ножкой мою ногу под столом, но я не очень-то обращал на это внимание, хотела она унять меня или просто скучала, мне было не до того. Напившиеся допьяна гости устроили веселую неразбериху. Кто о чем говорит, кто что поет, кто с кем пляшет — ничего не поймешь. Меня тоже утащили танцевать М. и незнакомая дама, мы кружились втроем, потом вдвоем с Мишей, потом уж просто всё вокруг меня кружилось. Курили прямо в гостиной, от чего всё казалось как в тумане, да и в голове у меня тоже не было ясно. Встав из-за стола, гости разбрелись по углам по всему дому, составились пары и кружки. Мы с М., совсем расшалившись, изводили Вольтера. Наряжали его, закутывая в дамские шали, и заставляли танцевать с нами. Несчастный Аполлон молил о пощаде и никак не мог от нас вырваться. Наконец, устав немного, и оставив В. в покое, мы с М. уселись в укромном местечке на диванчике. Курили, строили планы, он читал стихи и опять заявлял невозможные вещи, от которых я только глаза выпучивал. Он взял мою руку и надел на нее одно из своих колец. Еле втиснутое на палец кольцо никак больше не снималось, и М. увидел в этом знак, говорящий о нашей вечной дружбе. К нам подошла Ольга. М. сказал, что на козетке нам всем втроем не поместиться, я принес для нее стул и зажег ей папиросу. Некоторое время молчали. «Михаил Александрович, — начала Ольга, — зачем вам Саша, скажите на милость?» — «А он, что же, вам принадлежит?» — «Нет, но у меня есть глаза и совесть, я вижу, что вы непременно хотите им завладеть, вот я и спрашиваю, зачем вам Саша? Откажитесь. Для вас, мой дорогой, одной победой больше или меньше, роли не сыграет, а одна незагубленная судьба, быть может, зачтется вам свыше, вы же очень набожны, не правда ли?» Что это она такое? Зачем? Я просто не знал, куда мне деться, и повторял только тупо: «Оля! Оля!» Она оборотилась ко мне: «Саша, я не понимаю тебя. Разве не говорила я, „оставь их“, а теперь скажу, „беги от них“, иначе беда». — «Полно вам, Ольга Ильинична, — заговорил с улыбкой М., — Не я, так вы его погубите, и чем же лучше, что вы?» — «Я лучше. Я беру только тело, а душу оставляю в покое. А вы — ловец душ, Михаил Александрович, берегись его, Саша». Я готов был сквозь землю провалиться, М. улыбался спокойно и ласково. Ольга встала и пошла от нас. Бросив М. на ходу, что сейчас вернусь к нему, я побежал догонять О. Схватив ее за локоть, немного даже грубо, я заговорил взволнованно: «Что же ты, Оля! Что ты наделала? Зачем тебе вздумалось обижать его? Ты ничего не знаешь и ничего не можешь понимать. В конце концов, ты не имела права так с ним и со мной!» Она посмотрела устало, погладила по щеке и предложила оставить «этот содом» и уехать к ней. Я сказал что останусь. Возвращаясь к М., я увидел его уже вместе с Ап. Григ. и услышал как М. говорит Вольтеру раздраженно: «Подлая интриганка!» Заметив меня, они замолчали, но тут же Миша взял меня под руку, стал шутить и напевать, но мне уже не было весело. Растерянный, отрезвевший я безвольно предался в руки Аполлона, который стал опять поить меня и угощать сладостями. Сам того не желая, напился до бесчувствия.