Кукла пребывала в ярости. Трепыхаясь всем телом, размахивая руками и ногами, она кричала полным бешенства голосом: – Мерзкая псина, чтобы ты сдох! Ненавижу тебя! Чтоб тебя загрызла тысяча волков! Чтоб тебя пристрелили охотники вместо кабана! Чтоб тебя убило молнией! Артабано только удивлённо расширял глаза, слушая её злые вопли, но не выпускал её из своей пасти, крепко, но умеренно сжимая её челюстями поперёк туловища. Следом за ним, прячась за чем придётся, следовала Шушара. У неё выдалась тяжёлая ночь. От заката до рассвета она тащила вдоль канавы тяжеленный револьвер, прячась вместе с ним в канаву при малейшем подозрительном шорохе, время от времени устраивая коротенькие передышки. И всё-таки не нашла в себе сил доволочь его до дома Карабаса, а когда солнце начало подниматься над землёй, крыса сочла рискованным передвигаться с оружием. Она зарыла револьвер под небольшим дубом и помчалась в каморку папы Карло, чтобы перекусить тем, что осталось со вчерашнего дня и немного поспать, чтобы набраться сил для грядущей ночи, когда снова потребуется двигаться с тяжёлым пистолетом. И уже издалека увидала, как Артабано уносил Искру из каморки папы Карло. У крысы сжалось сердце. Когда-то она была злой крысой, пытавшейся загрызть Буратино только за то, что он посмел тянуть её за хвост, но это было в худшие времена её жизни. Её не жаловали люди, то и дело швырявшие в неё тяжёлые предметы только подозревая, что она может у них что-то украсть; не признавало и крысиное общество, считавшее её глупой неудачницей, не умевшей найти себе лучшего места в жизни, чем каморка шарманщика. Но когда она связалась с куклами, она оттаяла. Живые куклы были единственными существами в этом мире, которым она была нужна, они уважали её и выражали ей своё уважение, задабривали её, доверяли ей, спрашивали совета и были высокого мнения о её житейской мудрости. Она ощущала себя значимой, вершившей вместе с ними великое дело. А когда она прошла приключения на пару с Искрой, она также поняла, что способна быть чьим-то другом, что друг может приносить ей пользу. Но ей также нравилось, что полезной для друга может быть и она сама, что она может его наставлять, спасать, действовать в команде. Она зауважала себя, она впервые начала ощущать себя благородной, наделённой положительными моральными качествами и это были непередаваемые ощущения, которые Шушаре нравились. Она привязалась к Искре и не могла смириться, что пёс уносил её на смерть. Её ум, остроту которого не оценило крысиное общество, уже составлял план спасения куклы, пленённой Артабано: ” Если бы мне уже сегодня отдать револьвер куклам, чтобы они застрелили Карабаса! Только сделать это надо раньше, чем пёс сдаст ему Искру. Куклы бы застрелили Карабаса, а потом – пса, когда бы он пожаловал к ним. Как же мне сделать это, как опередить волкодава?” И тут она поняла, как ей следовало действовать. Она опрометью понеслась в сторону ближайшей помойки – так, как будто лапы у неё летели над землёй. Помойные крысы встретили её удивлёнными возгласами: – Ты ли это, Шушара? Да ты отлично выглядишь! Шушара на самом деле смотрелась отлично. Она была крупной и толстой, шерсть её лоснилась – сытая жизнь в доме синьора Фердинандо сыграла свою роль. – Тебе повезло разбогатеть, Шушара? – допытывались крысы. – Везение – удел дураков, – надменно ответила Шушара. – А умный сам вершит свою судьбу. Я и на помойку бы сюда не заглянула, если бы не хотела нанять вас для одного дельца. – Какого? Какого? – заинтересованно зашушукали крысы. – Надо помочь мне перенести револьвер к театру Карабаса-Барабаса. Там я проверну одно дельце и через пару дней вы получите большую головку сыра. – Только через пару дней? Мы хотим плату сразу же после дела! – Вы мне не верите? Вы по-прежнему считаете меня неудачницей, которая блефует? Ну, дело ваше, поищу других крыс, тогда головку сыра получат они. Крысы посовещались между собой минут пять, не более и согласились. Уж очень презентабельно выглядела теперь Шушара – как отказать такой важной крысиной даме? И поспешили вслед за Шушарой к дубу, где была зарыт револьвер. Карабас-Барабас рвал и метал, не понимая, что происходит. Уже несколько дней он не давал куклам не только никакой пищи, но даже воды, но куклы почему-то не только не молили его о пощаде, но даже находили в себе силы по целым дням громко распевать песни и стучать о прутья клетки деревянными башмачками. Не подыхали от голода и обезвоживания запертые им на чердаке гимнасты, потому что постоянно слышалась их возня. – Но ведь они же сделаны из живой глины, может, поэтому они выносливее других живых существ, – уговаривала его лиса Алиса. – Уверена, синьор, ещё пару деньков – и они сдадутся и будут делать всё, что вы пожелаете! На самом деле лиса знала точную причину их силы. Каждую ночь они усыпляли Карабаса, подсыпая ему снотворное в вино или в воду и тот спал, как убитый; кот и лиса же тащили куклам в клетку воду и варёную кашу или бобовые, получая за это плату золотыми монетами. Брали они с кукол деньги из молчание, что Кульбит и Пружина имеют возможность выбираться с чердака, имея лазейку в кладовке для хлама. Кот и лиса задались целью выманить у кукол все денежки, что они выгребли из сундука Карабаса, до последней монеты. Лиса и кот не заподозрили, что куклы ежедневно пилили прут решётки. Куклы делали это в такой части клетки, что была укрыта для глаз тех, кто находился снаружи, они пилили прут у самого его основания в деревянном полу клетки и на высоте двадцати сантиметров над полом – как раз чтобы получилась лазейка, через которую могла бы выбраться кукла наружу. И когда кусок прута, наконец, был выпилен, куклы, прежде чем покинуть клетку, принялись совещаться. За время сидения в ней они здорово поумнели и поняли, что попытка зарезать Карабас была всего лишь иллюзией, они толком не умеют держать в руках ножи и во второй раз он может уже не испугаться и просто расшвырять кукол руками и ногами и поразбивать их. Поэтому не спешили просто так выйти на свободу. Теперь надо было действовать иначе.