Новые марсианские хроники

Оказавшись в кафе гостиницы, Самсонов-Ларге уселся в одно из кресел, стоящих у окна, и обычно неприветливая официантка мигом принесла две дымящиеся чашки с отличным кофе, пожалуй, даже с добавками натурального.

— А что бы вы подумали, если бы приборы работали адекватно, а цветов по-прежнему не различали?

— Что у вас в городе свирепствует какая-то страшная болезнь,— Иван мельком улыбнулся,— затронувшая все население.— Подумав, добавил: — В моих глазах это объяснило бы вашу нелюбезность, как следствие болезни… Стоп,— его глаза округлились,— что значит — «приборы работали бы адекватно»?

— Дело вот в чём,— начал методист медленно, не притрагиваясь к кофе,— когда у нас идут дожди, самые обычные по виду и составу воды, самые обыкновенные при приборном их рассмотрении, предположим, с метеоспутников, у нас… В это нелегко поверить, но у нас исчезают… Дождями смываются все краски.

— Я жил тут недолго, всего несколько дней, и могу свидетельствовать своим честным профессионализмом, что они у вас тут, пожалуй, даже слегка более интенсивные, чем в других краях.

— Это происходит за несколько дней до периода дождей. Иногда всего лишь за несколько часов.

Теперь поразмыслить над услышанным решил Иван. Но ни к какому разумному пониманию этого разговора не пришёл.

— Вы перестаёте видеть цвета?

— Некоторое время они остаются, например, во внутренних помещениях домов, иногда до пары недель с момента первого дождя удерживаются на экранах мониторов. Зато потом всё равно… исчезают.

— Так не бывает,— твёрдо произнёс Иван.

— Так было всегда, едва у нас появились эти дожди. Едва котловина моря Удовольствий стала наполняться водой, едва круговорот воды стал принимать настоящие формы. У нас каждый год возникает этот феномен.

— Кто-нибудь его исследовал?

— Разумеется, и даже не одну сотню раз… Нет, пожалуй, если считать, сколько мы сами вбухали в эти исследования, можно говорить о тысячах таких попыток. И каждый раз — безуспешно.

— Послушайте,— Иван вдруг понял, что начинает волноваться.— Да послушайте же!.. Это очень важно, это неслыханно, это… Перевернёт всю экономику вашего городка! Представляете, если кому-то станет известно, что никаких метелей над перевалами зимой не существует… Вернее, они существует, но всё равно преодолимы даже в не слишком мощном флаере, какой использовал я.

— Дальше,— уронил Самсонов-Ларге.

— Да к вам бросятся все сколько-нибудь понимающие люди со всего Марса! И что там — с Марса, к вам начнут прилетать охотники за непонятным из всей системы, вы разбогатеете так, что сможете нанять самых лучших специалистов, сможете организовать, при желании, такие исследования, что чертям тошно станет!

— Вы полагаете?

— Не полагаю, а предлагаю вам объявить, что именно ваш городок является самым странным местом изученной Вселенной, и тогда… Да только за счёт торговли окрестными землями каждый из вас сделается миллионером.

Внезапно он умолк. Потом, вытянув шею, так что она едва не оторвалась от туловища, попробовал выглянуть в окно, как туда смотрел Самсонов-Ларге. И увидел — первые тучи, серовато-голубого ещё цвета. Но в них угадывалось стремление стать серыми, и когда это произойдёт, на эти холмы, на; город и на крошечный кусочек моря у берега прольётся первый в эту зиму дождь.

— Я понял,— с виноватой интонацией проговорил Иван.— Вы боитесь, что именно так всё и случится.

— Да,— коротко согласился методист.

— Возможно, потому что вы все тут старорусские, впрочем, как и я, поэтому… Да, в этом всё дело.

— Возможно,— кивнул Самсонов-Ларге.

— Вы не хотите, чтобы здесь болтались бесчисленные толпы туристов, чтобы окрестные холмы украсили особняки и стилизованные под земное средневековье замки, чтобы сюда каждый сезон прибывали сотни тысяч не очень понимающих людей…

— Потому что тогда среди них может оказаться один, всего лишь один… Который не увидит того, что видим мы. И тогда дожди могут не вернуться. Или не вернётся то, что они с собой приносят.

— Это настолько…— Иван проглотил внезапно возникший в горле комок, он вдруг испугался.— Чудесно?

— Это то, без чего ни один из нас уже не может жить,— спокойно сказал методист.— Вы — фотограф, вы поймёте, когда увидите.

— Я уже видел на фотографии… Очень красиво,— отозвался Иван.— Хотя я не понимаю, почему её поместили перед парикмахерской.

— Она стоит там просто так, но когда в городе много туристов, а для нас уже сотня человек — много, приходится её снимать. Понимаешь,— методист не заметил, как перешёл на «ты»,— вдруг кто-нибудь догадается?

— Об этом невозможно догадаться… И всё-таки,— Иван стал решительным, как ледокол, когда он врезается в особенно крупное ледяное поле,— когда придут дожди, я буду снимать.

— Пока мы не поймём, что это ничего не испортит, мы вполне можем арестовать твою аппаратуру,— как оказалось за соседним столом сидел пресловутый рейнджер.

Самсонов-Ларге поморщился.

— И что потом? Ты застрелишь его или пришьёшь дело, которое потянет на пожизненный срок? Всё равно не существует такого заключения, при котором ему запретили бы разговаривать с юристами.