Новые мелодии печальных оркестров

«Слушайте, – хотелось ему сказать, – вы думаете, небось, я жил в городе как у Христа за пазухой, но это не так. Судьба обошлась со мной жестоко, потому я и вернулся, а если у меня этим утром горят глаза, причина в том, что прошлым вечером в этом городке отыскался осколок моей потерянной юности».

В полдень, когда Джексон отправился в дом Элис, солнце припекало вовсю, и несколько раз он останавливался и отирал со лба пот. Заворачивая к калитке, он увидел, что Элис ждет на веранде: одетая, похоже, по-воскресному, она раскачивалась в качалке точно так же, как делала в детстве.

– Элис! – радостно воскликнул он.

Она быстро поднесла к губам палец.

– Осторожно! – шепнула она.

Джексон уселся рядом и взял ладонь Элис, но она отняла руку, положила ее на ручку кресла и снова стала потихоньку раскачиваться.

– Остерегись. Дети в доме.

– Не могу я остерегаться. Теперь жизнь начинается заново, а осторожность я забыл в прошлой жизни, которой больше нет.

– Ш-ш!

Немного встревожившись, он пристальней всмотрелся в Элис. Ее лицо, недвижное и равнодушное, словно бы чуть постарело по сравнению с вчерашним; Элис выглядела бледной и усталой. Но он с тихим восторженным смехом отмахнулся от этого впечатления.

– Элис, этой ночью я спал так, как бывало только в детстве, хотя и несколько раз просыпался от радости, что надо мной та же луна, которой мы когда-то любовались вместе. Я получил ее назад.

– Я вовсе не спала.

– Бедняжка.

– В два или три ночи я поняла, что не смогу уйти от детей – даже с тобой.

У Джексона отнялся язык. Он поглядел на нее непонимающе, потом у него вырвался смешок – короткий и недоверчивый.

– Никогда! – Элис отчаянно затрясла головой. – Никогда-никогда! Стоило мне об этом подумать, и меня пробрала дрожь, прямо в постели. – Она помолчала в нерешительности. – Не знаю, Джон, что на меня нашло вчера вечером. Когда ты рядом, ты каждый раз внушаешь мне те поступки, чувства и мысли, которые тебе нравятся. Но наверное, уже слишком поздно. Эта затея не похожа на правду; это что-то вроде сумасшествия или сна, вот и все.

Джон Джексон снова рассмеялся, но в этот раз не с недоверием, а с оттенком угрозы.

– Что ты этим хочешь сказать? – требовательно спросил он.

Элис заплакала, прикрывая лицо рукой, потому что по дороге кто-то шел.

– Ты должна объяснить подробней. – Джон Джексон слегка повысил голос. – Что же мне, удовольствоваться этим и уйти?

– Пожалуйста, не говори так громко, – взмолилась Элис. – На улице жара, и я совсем запуталась. Наверное, я обычная провинциалка, не более того. Мне даже стыдно: я тут с тобой объясняюсь, пока муж целый день трудится в пыли и духоте.

– Стыдно, оттого что мы тут объясняемся?

– Да не смотри на меня так! – Голос Элис дрогнул. – У меня сердце разрывается, оттого что я делаю тебе больно. У тебя тоже есть дети, о которых нельзя забывать… сын, ты говорил.

– Сын. – Он забыл о сыне так прочно, что даже удивился. – Да, у меня есть сын.

Джексон начал осознавать все безумие, дикую нелогичность ситуации и все же противился, не желая мириться с тем, что упускает из рук недавнее блаженство. На без малого сутки к нему вернулась юношеская способность видеть мир сквозь дымку надежды – надежды на неведомое счастье, ждущее где-то за холмом; но теперь с каждым словом Элис волшебная дымка рассеивалась, а с нею иллюзии, этот городок, воспоминания, само лицо Элис у него перед глазами.

– Больше никогда в этом мире, – выкрикнул он в последнем отчаянном усилии, – нам не выпадет шанс стать счастливыми!

Но, даже произнося эти слова, он понимал, что шанса и не было; была просто безумная и безнадежная вылазка, предпринятая среди ночи защитниками двух давно осажденных крепостей.

Подняв глаза, Джексон увидел у калитки вернувшегося Джорджа Харланда.

– Ланч на столе, – с облегчением в голосе сообщила Элис. – Джон присоединится к нам.

– Не могу, – отозвался Джон Джексон поспешно. – Спасибо, вы оба очень любезны.

– Оставайтесь. – Харланд, в замасленном комбинезоне, устало опустился на ступени и большим носовым платком стал вытирать лоб под тонкими седыми волосами. – Мы угостим вас охлажденным чаем. – Он поднял глаза на Джона. – Я в такую жару чувствую себя на весь свой возраст – не знаю, как вы.

– Думаю… жара на всех нас действует одинаково, – с усилием выговорил Джон Джексон. – Беда в том, что мне сегодня вечером нужно возвращаться к себе в город.

– Правда? – Харланд сочувственно кивнул.

– Да. Я обещал выступить с речью.

– Вот как? Наверное, по поводу каких-нибудь городских проблем?

– Нет, собственно… – Слова выталкивались сами собой, отдаваясь в мозгу бессмысленным ритмом. – Я должен поведать о том, «что получил от жизни».

Тут он в самом деле ощутил жару и, не убирая с лица улыбку (искусством улыбаться он овладел в совершенстве), бессильно привалился к перилам веранды. Немного погодя все трое направились к калитке.

– Жаль, что ты уезжаешь. – Глаза Элис смотрели испуганно. – Возвращайся, не забывай наш городок.

– Обязательно.