Новые мелодии печальных оркестров

– Я ошибся. Если вы меня прощаете – то спокойной ночи.

Он повернулся и положил руку на поручень.

– Не уходите, – проговорила девушка, откинув со лба прядь волос (какого они цвета, разобрать было нельзя). – Если вдуматься, то можете нести любой вздор – только не уходите. Я несчастна – и не хочу оставаться в одиночестве.

Вэл заколебался: что-то в этой ситуации было такое, чего он до конца не понимал. Он принял как само собой разумеющееся, что девушка, окликнувшая незнакомца вечерней порой – пусть даже с борта яхты, – наверняка склонна к романтическому приключению. И ему ужасно не хотелось уходить. Тут он вспомнил, что искал две яхты, и эта – одна из них.

– Званый обед, по-видимому, на другой яхте, – сказал он.

– Званый обед? Ах да, обедают на «Миннегаге». Вам туда нужно?

– Да, я туда направлялся – но это было вечность тому назад.

– Как вас зовут?

Вэл уже собирался назвать себя, но что-то побудило его вместо ответа спросить:

– А вас? Почему вы не на вечеринке?

– Потому что предпочла остаться тут. Миссис Джексон сказала, что на обед придут какие-то русские – это, наверное, вы и есть. – Девушка с любопытством его оглядела. – Вы ведь очень молоды, правда?

– Я гораздо старше, чем выгляжу, – сухо заметил Вэл. – Это всем бросается в глаза. Считают, что такое бывает редко.

– А сколько вам лет?

– Двадцать один, – солгал Вэл.

Девушка засмеялась:

– Чепуха! Вам никак не больше девятнадцати.

На лице Вэла выразилось такое недовольство, что девушка поспешила его разуверить:

– Выше нос! Мне самой только семнадцать. Я пошла бы на вечеринку, если бы знала, что там будет кто-то моложе пятидесяти.

Вэл с радостью переменил тему разговора:

– И вы предпочли помечтать здесь при свете луны.

– Я размышляла об ошибках. – Они уселись рядышком на парусиновых стульях. – Ошибки… Эта тема больше всего берет за душу. Женщины очень редко задумываются об ошибках – они готовы забывать о них скорее, чем мужчины. Но уж если задумаются…

– И вы совершили какую-то ошибку?

Девушка кивнула.

– Непоправимую?

– Наверное, да. Скорее всего. Когда вы сюда явились, я до этого как раз и докапывалась.

– Быть может, я как-то сумею вам помочь, – предложил Вэл. – Быть может, ваша ошибка вовсе не такая уж непоправимая.

– Не сумеете, – вздохнула девушка. – Давайте об этом забудем. Моя ошибка очень меня утомила: будет лучше, если вы расскажете мне о том, как сегодня веселятся в Каннах.

Они всмотрелись в вереницу загадочных, манящих огоньков на берегу, в большие игрушечные муравейники со свечками внутри, которые были на самом деле просторными фешенебельными отелями, в светящиеся башенные часы в Старом городе, в смутно маячившее пятно «Café de Paris»[2], в заостренные окна вилл на невысоких холмах на фоне темного неба.

– Чем там сейчас все заняты? – шепнула девушка. – Кажется, там происходит что-то совершенно замечательное, но что именно – не знаю.

– Сейчас там все поглощены любовью, – тихо проговорил Вэл.

– Правда? – Девушка долго не отрывала глаз от берега, со странным выражением на лице. – Тогда мне хочется домой, в Америку. Здесь с любовью перебор. Отправлюсь домой завтра же.

– Так вы боитесь влюбиться?

Девушка покачала головой:

– Не то чтобы. Просто потому… потому что для меня любви здесь нет.

– И для меня тоже, – подхватил Вэл. – Как грустно, что мы вдвоем сидим тут чудесной ночью в чудесном месте – и что же?

Он устремил на девушку пристальный взгляд, вдохновенный и возвышенно-романтический, и она слегка от него отодвинулась.

– Расскажите мне побольше о себе, – поспешно продолжила девушка. – Если вы русский, то где научились так хорошо говорить по-английски?

– Моя мать из Америки, – признался Вэл. – Дедушка тоже американец, так что выбора у нее не было.

– Так значит, вы тоже американец!

– Нет, я русский, – с достоинством возразил Вэл.

Девушка внимательно поглядела на Вэла, улыбнулась и решила не спорить.

– Ну ладно, – уклончиво произнесла она. – Однако у вас наверняка русское имя.

Вэл вовсе не собирался себя называть. Имя – даже имя Ростовых – опошлило бы эту ночь. Достаточно было их тихих голосов, белевших в темноте лиц – и только. Он не сомневался – без всяких на то причин интуитивно чувствуя, – что в душе у него поет уверенность: еще немного – и через час, через минуту он торжественно вступит в мир романтической любви. Для него не существовало ничего (даже собственное имя было фикцией), кроме бурного сердечного волнения.

– Вы прекрасны! – невольно воскликнул Вэл.

– С чего вы взяли?

– Потому что для женщин лунный свет – самый правдивый.

– В лунном свете я симпатично выгляжу?

– Лучше вас я никого в жизни не встречал.

– Ах вот как. – Девушка задумалась. – Конечно же, мне не следовало пускать вас на борт. Могла бы догадаться, о чем мы станем толковать – при этакой-то луне. Но не могу же я торчать тут одна и целую вечность глазеть на берег. Я для этого слишком молода. Вы не находите?

– Слишком, даже слишком молоды, – с жаром подтвердил Вэл.

Вдруг обоим послышалась какая-то новая музыка – совсем поблизости: музыка, которая, казалось, поднимается из моря не далее как в сотне ярдов от них.