Новые надежды для мертвецов

— Отец выгнал меня из дому, — без предисловий призналась Эллита, продолжая смотреть перед собой.

Хок улыбнулся:

— Как это? Ты же говорила мне, что дом, в котором вы живете, арендован тобой?

— Ничего ты не понимаешь, Хок. В кубинской семье главой дома считается старший мужчина. Поэтому у нас всем командует отец. И никого не интересует, что он живет в доме, за который платит его дочь.

— И за что он тебя так? Вы с ним поссорились? — спросил Хок.

— Мне неудобно об этом говорить, но если я не решусь открыться тебе, то останусь со своей бедой один на один. Я сдуру призналась во всем матери, взяв с нее слово, что она ничего не скажет отцу. Но мама, конечно же, сразу настучала на меня. И отец выставил меня из дома. Я даже не успела взять свою сумочку. Мой пистолет, жетон, чековая книжка, ключи от машины — все осталось там, в доме. Отец просто вытолкнул меня на крыльцо и закрыл дверь изнутри, чтобы я не могла вернуться. Я постояла немного, а потом, услышав мамин плач, стала стучаться в дверь. Я говорю: «Впусти меня, я ведь твоя дочь!» А он мне отвечает: «У меня нет больше дочери». И все — больше не произнес ни слова. На него иногда находит, и тогда отец превращается в безрассудного упрямца. В прошлом году, когда мы должны были лететь в Ньюарк, чтобы навестить мою тетю — папину сестру, — он поставил на уши всю авиакомпанию, отказываясь пристегнуть ремни безопасности.

— Почему?

— Он решил, что если он пристегнет ремни, то остальные пассажиры подумают, будто он трусит. Представляешь, он пристегнулся только после того, как стюардесса сказала ему, что даже пилоты надевают ремни безопасности. А то нас уже хотели ссадить с самолета. Серьезно. Стюардесса попросила по рации подать трап, поскольку один из пассажиров задерживает взлет.

Хок улыбнулся, покачал головой и достал из кармана пачку сигарет.

— Я понимаю, что он взбалмошный чудак, Хок, но он мой отец. Если он втемяшил себе в голову, что я ему больше не дочь, то он действительно не пустит меня на порог. Может быть, потом поостынет, но сейчас отец в ярости. Он считает, что я его предала и опозорила. Может, он и прав, но мне каким-то образом надо заполучить назад свою машину, чековую книжку, жетон и пистолет.

— Но он же должен понимать, что полицейский обязан все время иметь при себе табельное оружие?

— Он это понимает. Просто отец сейчас не способен мыслить рационально. Потом мама его, конечно, разжалобит, но все равно отец уже никогда не будет относиться ко мне по-прежнему. — Эллита сокрушенно покачала головой. — Не волнуйся, Хок, плакать я больше не стану.

— Чем же ты его так обидела? — спросил Хок.

— Ты, конечно, не обязана отвечать мне, если не хочешь.

— Я беременна, Хок. Семь недель уже. Я узнала об этом еще в понедельник, но матери сказала об этом только сегодня утром. Я просилаее ничего не говорить отцу, но это бесполезно. Она ему обо всем докладывает.

Хок кивнул и закурил сигарету.

— Теперь понятно, почему ты начала плакать во время допроса командира Морроу, — сказал он. — Ты не знала, что его жена была на втором месяце беременности, когда Морроу убил ее...

— Я знала! — возмутилась Эллита. — Я же ознакомилась с делом, Хок. Не считай меня совсем уж непрофессиональной дурой. Я расплакалась тогда от огорчения, потому что увидела, что этот растреклятый диктофон перестал работать.

Хок, увидев, что задел Эллиту за живое, попытался загладить свою вину, решив убедить Эллиту в том, что она поступила совершенно правильно, рассказав обо всем матери.

— Беременность скрыть невозможно, Эллита. Отцу рано или поздно стало бы известно о ней — если, конечно, ты не сделала бы аборт. Между прочим, ты еще вполне можешь избавиться от ребенка, если хочешь.

— Я не могу, Хок. Как можно губить живую душу — пусть даже еще неродившегося ребенка?

— Причем тут душа? — осторожно возразил Хок. — Вон сколько женщин ежедневно делают аборт... А что об этом думает будущий отец?

— Он не знает о том, что я беременна. Если честно, то он даже не знает мою фамилию. А мне неизвестна его фамилия. Знаю только, что зовут его Брюс. Конечно, если я захочу, то смогу разузнать про него все — и фамилию, и адрес...

Хок докурил сигарету и откинулся на спинку кресла. Все, нужды задавать Эллите вопросы больше нет. Она раскололась, и теперь сама обо всем расскажет — хочет того Хок или нет.