– Как все, только хуже… Легко ли знать, что твой муж – бунтарь и изменник Родины? В нашем поселке на меня стали коситься на первый же день после бунта на вашей Шахте. Я долго не стала ждать: продала наш дом и двинулась к сестре в Краснодар. Там долго не задержалась, и поехала в Сызрань к двоюродной тетке. Но она не захотела пустить жену преступника даже на порог, и я двинулась дальше по родственникам… Да что там долго рассказывать. Ты лучше полюбуйся, дочки-то какие у нас выросли! Красавицы, умницы! Только вот в школу ни одного дня не ходили, нигде их учить не хотели, даже за деньги. Как могла, научила их читать и писать, а дальше сил моих уже нету. Что же мы будем делать, Петя?
Ващук растерянно перевел взгляд на дочерей. Они дружно взмолились:
– Возвращайся домой, папа!
Потом Влада, что была чуть постарше сестры, добавила, глядя на отца серьезными, серыми глазами:
– Нас ведь убьют, если ты не вернешься, верно? Мама, скажи, нас убьют?
Мария закусила губы до крови, чтобы не заплакать. Обняв дочерей, она погладила их по головам.
– Да, наверное, нас убьют… Ваш отец совершил самое страшное преступление, какое только можно совершить: он решил исполнить свой воинский долг до конца – и это тогда, когда все вышестоящие командиры свой долг нарушили! В школе вам, конечно, этого не рассказывали, но в конце прошлого века российская армия, начиная от маршалов и кончая рядовыми, забыла о присяге и отказалась защищать Родину от распада. Никто, ни один военный не понес наказание за это предательство. А в девяносто третьем году танкисты расстреляли Парламент, защищавший действующую в то время Конституцию! С той поры Бог наказал нашу армию, и она прозябает вот уже многие десятки лет. Но сейчас в армии появились такие люди, как ваш отец, которые ставят присягу выше приказа командиров! Поэтому пощады вашему отцу не будет. Но наказать его командиры пока что не могут, и поэтому платить по счетам отца придется нам, его семье. Такое бывало на Руси не раз, не мы первые, не мы последние.
Дочери дружно заплакали, прижавшись к матери.
Ващук сидел ни жив, ни мертв. В его голове не было ни одной мысли, даже эмоций никаких не было, словно он превратился в кусок мрамора.
Дверь в комнате распахнулась, и в комнату вновь вошел Торопцев. Его лицо было сурово, правая рука выразительно лежала на кобуре.
– Пять минут истекло, – холодно произнес он. – Сержант Ващук, приказываю вам и вашему гарнизону сдаться!
Ващук прошептал:
– А Царица… что будет с ней?