Новые праздники

Потом явился мне на службу и Чернышевский и Толстой, и куча, блядь, советских, соцреальных пидаразов, которых всех я оченно люблю, и сделать ничего с любовию своею я не в силах, извините. Хотя, со временем, быть может, вообще всему миру, подобное тому, что Имярек, письмо я отпишу, в котором попрошу я более меня не беспокоить и всю доныне нерастраченную силу иному заебищенскому миру я отдам.

Произведу, блядь, новое вливанье своей ещё им, этим Заебись-МирОм, едва ли, блядь, попробованной крови, полной невероятного потенциала, практически, блядь, наравне со священным содержимым грааля ебаного... Так-то!

И слушали мы с Серегой «Русское радИо», нерадивым ставшее впоследствии, а впрочем всё живет и умирает. И семиотика нас, блядь, губила с каждым днем, откалывая, как геолог, кусочек за кусочком авангард.

Все шло к тому, что ебнется вот-вот. Но мы того уж, впрочем, не боялись, ибо и так уже все ебнулось, чего могло и даже не могло, но ебнулось ещё, блядь, с большим треском. Бояться же вообще уж не в ворота души простых и, блядь, ремонтных, блядь, рабочих. Да будет вам известно! Что будет нам известно? Да то, блядь, что уже известно, просто должен бы я раньше бы сказать «да будет вам известно». Под этим, блядь, «да будет вам известно» я разумею то, что не в характере простых парней рабочих бояться жизни, блядь, и пасовать перед трудом. Мы, блядь, рабочий класс богемных музыкантов за всю хуйню такого понастроим, что «новый наш» ещё, блядь, пуще воссияет и будет царствие папашино – не царствье даже, блядь, а сплошь и рядом вечный ЗАЕБИСЬ!..

Так завещаю я, отъебанный Природой-мамой во все свои немногочисленные мужчинские дырочки, отъебанный, блядь, во все свои разноплановые, но при этом «все моё при мне» головы...

XXXV

Подозреваю я, что всякой Человечкин всегда в искусстве ищет неустанно не что иное, как сокровища духовной красоты. А Красота же есть, с чем не поспоришь, понятье непростое и складывающееся из мириадов разнообразных сверкающих и тусклых, предметных и сигнификативных, ароматных и зловонных, волшебных и элементраных, впечатляющих и опять же элементарных, блядь, хуйней. И вот постепенно стал я, как мне казалось, и Серега, а впрочем за него я отвечать не вправе, находить сокровища духовной красоты не только во всевозможной воинственной и жуткой борьбе за самую, блядь, суть, но и в иных, на первый взгляд, не очень впечатляющих раздроченные всяким свободомыслием наши непримиримые мозгА, вполне себе попсовых и масскультурных, блядь, хуйнях. (Вот так всегда: волну поймаешь – и плаваешь в говенной луже!)

А семиотика при том здесь, что смотришь ежели ты пристально, ежели на пристальный и «до самой сути» взгляд вообще способен ты, а не так всё по верхам, блядь, нахвататься и сидеть с задумчивою харей, то очевидно ж, блядь, что там где у Шостика (Шостаковича то бишь) то-то, у Кая Метова, блядь, то-то, но это, блядь, при всем при том одна и та же, и не иная никакая, блядь, хуйня. Сие мировоззрение меня-то и сгубило, и вынужден теперь я совершенно голым и безоружным предстать, блядь, перед горячо любимой мною С, которой, сколько ни вращай, не нужен, что б она сама себе не придумывала, философ, а нужен токмо Истинный Мужик.

И вообще по радостям слишком человеческим стосковалося авангардное сердце. И все то, что мы дружно отрицали из некоторых эстетических соображений, как, например, насыщенную ритм-секцию, женский вокал, запоминающиеся простые мелодии и цепляющие самые что ни на есть близлежащие к любому человечкиному сердечку жизненные сферы тексты и ещё многое-многое прочее, из некоторых уже других эстетических соображений мы как-то в одночасье (а катарсис – это, блядь, всегда одночасье, в худшем случае один день или уж, что совсем трудно переносимо, неделя) стали боготворить. По-крайней мере, я. Сережа по-моему тоже, ибо заебался искать Смысл Жизни немало.

(Вы люди – суки!!! Я никогда вам не прощу своего неизбывного горя! Никогда! И горя моей Имярек, из которой вы, суки, выкачали все жизненные соки, которые были в моей единственной девочке, я тоже вам никогда не прощу! И горя моей милой С, не знаю, предстоящее ли нам совместно или же, как вы суки-чужеземцы выражаться изволите, separate, тоже я вам не прощу во веки веков! Ненавижу вас, суки! И Серегиного горя тоже никогда не прощу! И горя всех тех, кого я имею несчастье знать, тоже! И никогда я всем нам горя нашего не прощу!.. (Хотел эту сентенцию для финала, ебаный формалист, приберечь, но нЕ хуя, блядь!..))