Новые праздники

Мало этого! Я, блядь, ещё Сережу развел на осознание того, что необходимо музыкальный фестиваль провести со всей хуйней вплоть до выпуска пластинок и компакт-дисков по итогам. Тогда-то и явилось мне некое абстрактное название «Новые праздники», которое я решил этому гипотетическому фестивалю отдать. Хотя, вру. Оно возникло ещё на год раньше, когда у нас с Вовой крыша поехала, и мы решили сепаратно, без Сережи, попсовой музыки наделать и получить денег, из чего, как вы понимаете, ни хуя не вышло, потому что Вова — ленивый барсук.

Вот дураки-то мы были! Впрочем, некоторые тридцати-сорокалетние ребятишки и по сей день думают, что вот сейчас они изобретут что-то такое всем доступное (по их мнению, подчеркиваю) и прикольное, и «бабки», а с ними и бабы, потекут полноводной и неукротимой рекою.

Вот именно эта-то вся вышеизложеная поебень и развалилась на миллион бесформенных и нестоячих хуев в декабре девяносто пятого года, когда умер Другой Оркестр.

Я ещё летом того последнего года понял, что этого не миновать по двум причинам: по чисто человеческим фишкам и по искусствоведческим соображениям.

Как иначе и не бывает, за четыре года мы сказочно объелись слишком человеческим же говном друг дружки. А что до искусства, то достаточно только послушать наш последний, записанный в июле 1995-го года цикл, что очень метко был назван мною «Усталость», чтобы понять, что группа, записавшая такую музыґчку, не могла более существовать, хоть это и был самый охуительный из всех четырёх созданных нами циклов, как то: «Опыты» (1992-93); «Симфония N 1» (1993-94), которую Сережа ещё считал необходимым называть «Колобок», ибо слово «постмодернизм» повергало его в тотальную ненависть ко всем существующему миру, хотя именно в этом смысле он и считал мою первую симфонию «колобком»; «Postскрипtum» (1994) и «Усталость» (1995). Композиция под названием «Одно и то же» из этой самой «Усталости» явилась бесспорной квинтэссенцией нашего, блядь, долгого творческого пути. Баста! И мы, в самом деле, в конце концов этой самой бастой по мордам-то и получили…

XXXII

Моя С (не моя пока, а может и не суждено ей моею стать) мне сказала, что у нее погибла подруга…

XXXIII

БУДЬ ПРОКЛЯТА СЕМИОТИКА ВО ВЕКИ ВЕКОВ! (Для широкого круга неподготовленных читателей на всякий случай сообщаю, что семиотика — это наука о знаковых системах, занятия которой неизменно приводят к выводу, что, кроме Языка в той или иной форме, во всей вселенной ни хуя более нету.)

Так вот, БУДЬ ПРОКЛЯТА СЕМИОТИКА ВО ВЕКИ ВЕКОВ, ибо тот, кому случится хоть раз взглянуть на этот ебаный мир сквозь ебаные семиотические очки, в тот же миг неизбежно вступит в фазу Начала Конца, и не пройдет и ещё одной бессмысленной жизни, как наступит Царствие Божие в непредсказуемой и неподлежащей никакому описАнью форме.

Будь проклята семиотика во веки веков, ибо из-за врожденной склонности к этой, бля, научке я на данный момент ни за что не могу поручиться, ни за что не берусь отвечать, ничего не знаю. (Ты, С, если ты к моменту прочтения этих строк уже стала моей любимой в полном смысле этого слова, поскорее закрой ушки и глазки, потому что тебе не следовало бы этого слушать и знать, а то и ты меня тоже кинешь, как все девочки, в самой природе которых вечно желать стабильности, которую каждый мужичок, ужасаясь собственным внутренним влечениям грубых сердец, норовит разрушить.)

Дело все в том, что червь сомнения, не мудак ли я, что бы я не выбирал для себя самым главным в каждый новый жизнемомент, хмуро и сосредоточенно глодал меня всегда. Когда я был маленьким пионером в школе, то я нет-нет, да задумывался в порядке бреда, а что, если говно не американцы и капиталисты, а мы. Потом так и оказалось. Это ведь из разряда объективных данностей. И много со мной таких историй происходило, когда я сначала в порядке, опять же, бреда, что-то себе представлял, а потом выяснялось, что так оно все и есть.

Так и тогда, зимой 1995-96-го годов. Я стал думать, что, а вдруг стремление к Истине — это и есть самая большая хуйня. Точнее, не то, чтобы я тогда впервые начал так думать (сомневался-то я всегда и во всём), а просто в тот период я вдруг стал с ужасом понимать, что где-то в самых дальних тайниках моей хуевой и деструктивной души мне искренне начинает хотеться, чтобы так оно все и оказалось.

При этом была ещё и такая предпосылка. Когда-то уже, наверное, года как три-четыре назад я в разговоре все с тем же Дуловым сформулировал для себя, что, дескать, бывает два вида искусства: искусство процесса и искусство вывода; искусство самоанализирующее и ставящее проблемы и искусство утверждения. При этом ясно, что при совершении любого акта утверждения себя, идеи ли, чтоб выразить через нее опять-таки все того же глубоко ненавистного себя, эмоциональной энергии выделяется существенно больше. И попса, скажем при этом, предпочитает, конечно же, готовые выводы, поданные в непринужденной и энергетически богатой манере. Дулов со мной почему-то не спешил соглашаться, хотя системы его аргументов я сейчас не припомню.