Новые праздники

А попсовые ебонаты тоже меня раздражали. Но другим. Им не мог я простить типично коммуняческой легкости в низвержении столпов некоммерческого искусства. Короче говоря, опять меня грузила вся та же самая хуйня, что я всех не то что могу, а и понимаю отлично, как, кстати, и они понимают то, что я им говорю (хотя я всем говорю разное, ибо непонятым быть не хочу), а они, ебонаты, готовы друг другу горла перегрызть или, по крайней мере, такими презрительными взглядами одарить друг друга, что ой-ё-ёй! Почему, блядь, мои друзья не ладят между собой? Почему все мои друзья такие ублюдки? Почему я сам, наконец, такой неопровержимый выблядок, а? Я не понимаю ничего, и сейчас уже не хочу понимать.

Мне остоебенело творчество как таковое ещё даже задолго до того, как я об этом по телефону Жене Панченко сказал той уже далекой зимой. Но у меня нет денег, а я хочу счастья. А бесплатного счастья, почему-то, блядь, со всей очевидностью не бывает. Никакая девочка бесплатное счастье долго не вытерпит. Это, блядь, научный факт.

Может быть, и скорее всего это так, все, что я написал выше про попсу, — это полная хуйня. Просто, блядь, люди, занимающиеся ею, делятся на две категории: люди, делающие ее от души, что с моей точки зрения уже не попса, потому что Небесный папа так устроил мой ум, что я в рот ебал все околоабсолютные эстетические критерии. Я считаю, что человеческая душа, каковая есть человеческий мозг, что для меня, хотелось бы так думать во всяком случае, незыблемо. И мозг этот имеет сотовое строение, некие функциональные ячейки, и если у кого-то там Шостакович, а у кого-то Филипп Киркоров, то с точки зрения логики — это одно и то же. И так со всем. Человек, блядь, первичен, а все ваши ебаные «серьезные изхуйства» — это хуйня, блядь. Я бля буду, что это может быть только так!

Вторая категория граждан, увлеченных попсовой идеей — это люди, типа меня, которые от своего Небесного Папы постоянно получают по голове, и уже ничего, блядь, не соображают, слишком человечески пытаясь уцепиться за все, что под руку попадется. Попса видится им, как психоаналитический практикум, как некая незыблемая (в идее незыблимости отражается их неискоренимая жажда, блядь, Абсолюта) система, постигая которою, становится возможным познать, за какие ниточки какого потребителя дергать, чтобы добиться того или иного эффекта. При этом нельзя забывать, что все эти попсисты второй категории — по сути своей ебаные, блядь, богоборцы, и им охуительно важно себя видеть в качестве пастуха человеческого стада. С этим ничего не поделаешь, потому как с этим рождаются, и уже в три-четыре года обнаруживают в себе таковые склонности. Такая хуйня.

Этим попсистам второй категории свойствен весь комплекс душевных переживаний латентного шизофреника. То они думают, что делают великое дело, одними из первых догадавшись, что нужно рулить именно в попсе, ибо, как было сказано выше, «серьезное искусство» лишилось за какие-то проступки магической силы. То им кажется, что они занимаются таким говном, что и думать об этом страшно; что они продали душу за «кусок колбасы», «кусок ветчины» или и вовсе какое-нибудь дорогостоящее экзотическое блюдо. То вдруг они что-нибудь у себя в конуре сочинят для души и подумают, хули, блядь, есть ещё порох в пороховницах, а попса — это так, заработок. Все ведь как-то должны расплачиваться с быдланской и подавляюще большей частью общества за свою невъебенную гениальность. Это, блядь, просто налог такой. Короче говоря, чего только не думают они бедные. Хуй бы с нами и нашим прерывистым сном! Все, блядь, сложно в этом мире… Ха-ха-ха.

И не хочется порой уметь любить и понимать столь многие разности, но что я могу сделать, если я люблю и Шостаковича и Ларису Черникову?!

Мне нравится ее песня «Влюбленный самолет». Там в припеве поется оченно вдохновенно:

Я люблю тебя, Дима! Я люблю тебя, Дима! Я люблю тебя, Дима!

И «бочка» там пумцкает на сильную долю, а сама Лариса синкопирует, блядь, трогательным своим голоском на «всю ивановскую». Недаром, девочка, говорят, в свое время в «Золотом кольце» пела. Что я могу с собой сделать? Ничего я не могу с собой сделать. Поебать мне.

Сначала мне все эти попсовые песенки нравились за то, что я предполагал, что их пишут такие же глубоко несчастные и столь же талантливые люди, как я, а потом, оказалось, что все это так и есть и эти песенки стали нравиться мне уже просто так.

Это все, как у Голенищева-Кутузова в их совместных песенках и плясках смерти с Модестом Мусоргским, когда, кажется, в «Трепаке» поется про то, что будто бы кто-то хоронит кого-то: «…Глядь! Так и есть!»

Так и с попсой. Короче, я потерялся, пиздец.

В конце мая мне неожиданно позвонила Имярек и сказала, что с личными делами все закончено, а она теперь хочет литературный журнал издавать, в чем я должен ей помогать изо всех своих немногочисленных сил. Под конец разговора она спросила, как у меня дела, и узнав, что я теперь пишу попсовые тексты, сказала, что это проституция. Я не помню, что ответил, но подумал, что она дура.